Вадим вспомнил то ощущение. Это было что-то похожее на взрыв. Будто пузырь, надувшийся внутри, вдруг лопнул и порвал Вадима тоже. Оставить. Оставить котенка. Чтобы у него был свой собственный, только его личный котенок. Оставить себе. С его ушками и хвостиком, смешными коготками, носом, остекленевшим взглядом. Сейчас. Когда он уже мертвый валяется в помойке, завернутый в пакет. Не вчера, не утром, не два дня назад, а сейчас. Когда уже поздно, и нет никакого котенка, а есть только меховой мешочек с костями в вонючем пакете в мусорном баке за школой.
Мачеха специально издевалась. Она же видела, что Вадим вернулся один, без котенка, что не полез на чердак, что избавился. Зачем она так… И глупый отец, не понимающий ее страшных игр. Ты можешь его оставить.
Да, оставить мертвого котенка, положить его в сундук на чердаке и каждый день смотреть, как он гниет, как от него отваливаются клоки шерсти, как его съедают червяки, как противно копошатся в нем. Вадим снова разозлился. Надо было тогда еще убить ее стульчиком, спустить с лестницы, чтобы она переломалась в люке, и кинуть сверху что-нибудь тяжелое, чтобы наверняка, тогда у него был бы котенок. Свой собственный живой котенок. Надо было прокрасться ночью, затянуть петлю на ее шее, потуже, чтобы это ее шея хрустнула и раздавилась, и они бы жили с отцом и котенком, и им было бы хорошо. Еще приехали бы братья, вернулись из своих военных училищ и тоже бы жили с ними. Их же поэтому отослали прочь, подальше, чтобы они не мешали ей затягивать отца в свои сети, она бы и Вадима отослала, если бы не возраст. Или сдала бы в детский дом, но не может – соседи будут смотреть косо. Но это ничего, он ей еще отомстит. За котенка, за братьев, которые там совсем одни, он всех спасет. Надо просто ждать удобного момента, тренироваться и ждать. Спал он в ту ночь крепко.
– Марина, слушай меня! Марина! – повторяла Света, и Марина слушала.
Света советовала пойти в полицию, потому что просто так Нина пропасть не могла – не такая она, но Марина была уверена, что со злости Нина еще и не на такое способна. Тем более она подозревала, где та могла быть. Даже не переобувшись, Марина бросилась в соседний дом.
Дверь открыл удивленный отец Вити и впустил Марину в прихожую. Из кухни вышла мать – она лепила пельмени и так и стояла с грязными руками в дверях. Витя сначала любопытно выглянул – было интересно, кто мог прийти так поздно, а потом, понуро опустив голову, вышел тоже – как на казнь.
– Где она? – спросила Марина резко и, подскочив к Вите, схватила его за предплечье.
Пацан знал. Он точно знал, но молчал. Марина резко встряхнула его, но пацан стоял как вкопанный и делал вид, что ничего не понимает. Марина ощутила такой прилив ярости, что захотелось шибануть этого уродца о стену и вытрясти из него правду, но она сдержалась – только пихнула в плечо.
– Ей, женщина, полегче! – Отец Вити встал между ними.
Мать хотела было броситься на помощь, но, заметив, что отец уже вмешался, отступила.
– Что произошло? Нормально объясните и прекратите орать!
Марина немного удивилась – она и не заметила, что орет, но говорить тише не смогла. Да и с какой стати?
– У него спросите! – крикнула Марина, хотела снова броситься к Вите, но отец заслонил его собой. – Отвечай, где она, ты, паскуда мелкая!
Витя удивленно поднял глаза, отец его посмотрел на Витю строго, но, заметив его недоуменное лицо, перевел взгляд на Марину.
– Ваша дочь пропала?
– Да не пропала она! Она у вас, я же знаю!
Марина подумала, что зря начала спрашивать, Нина услышит ее голос и спрячется. Надо было сразу заходить и искать. Она бросилась мимо них внутрь, но в комнате пацана никого не оказалось. Она проверила за шторами, шкафы, санузел и даже балкон. Витя ходил за ней следом и собирал то, что она нечаянно разбрасывала. Отец Вити стоял посреди прихожей и не двигался. А мать испуганно на него смотрела.
– Господи, что же это такое? Она ненормальная… – пробормотала мать, зажимая рот рукой, испачканной в тесте.
– Спокойно. – Муж кивнул ей и остановил проходящего мимо него сына.
Марина проверяла кухню.