К дому девочки с блестящими косичками он шел кустами и вывозил ботинки снова, промок, но идти по дороге было опасно. У дома девочки не было. Не было ни половика, ни кукол, ни мелькающего силуэта ее мамы. Он был разочарован, и даже подумал, что девочка от его наказания заболела и лежит дома, пока не услышал тявканье. Он присмотрелся: по двору бегал маленький щенок. Добежал до забора и вдруг резко упал назад, будто кто-то его пнул. Оказалось, щенок привязан тонкой цепочкой и, не зная об этом, с разбегу пробежал лишнего.
Выходит, девочке купили щенка вместо пропавшего котенка. Щенки были приятнее котят, они всегда веселились и лизали руки. От этого внутри стало горько и противно: девочке и не нужен был котенок, она и не расстроилась, ей тут же подсунули щенка. Наказания не вышло.
Он брел домой и думал, что можно было бы забрать щенка, но щенок вел бы себя плохо, он был большой и лаял громко, а потому в сундуке его не спрячешь.
Теперь котенок казался уже не таким приятным и хорошим, хотя сегодня ластился так же и даже облизал палец. Но щенок был лучше и веселее. Он перевернул котенка и потыкал его пальцем в живот. Котенок обхватил руку лапами и укусил. И снова стало приятно и тепло и даже немножко обидно за котенка, про которого противная девочка с блестящими косичками так быстро забыла.
Внезапно он услышал еле заметный скрип внизу. Она шла! Она поднималась прямо сюда, и, судя по скрипу, вот-вот ее голова появится в квадратном люке чердака. Вадим вскочил, кинул котенка в сундук, отчего тот больно ударился боком о дно и пискнул, захлопнул крышку, схватил книгу и сделал вид, что читает. Котенок пищал внутри сундука, и он принялся читать вслух, чтобы заглушить его писк. И даже через эти звуки слышал, как мачеха, перестав прятаться, поднимается по лестнице. Вот появилась ее голова, развалившиеся кудри нелепо торчали в стороны – на ее жидких волосах завитки не держались, но она все равно каждый день накручивала их на пластмассовые бигуди и дула на них феном.
Мачеха взобралась по лестнице и, ухватившись за откинутую крышку люка, поднялась на чердак. Встала над ним, уперев руки в боки, и стала смотреть, как он читает. Он не понимал, почему она смотрит, почему не говорит про котенка, и попытался сделать вид, что не видит ее. Мачеха тяжело вздохнула, он обмер и замолчал. Поднял на нее испуганные виноватые глаза и попытался удержать лицо. Уголок губы предательски дрогнул – но она, кажется, не заметила. Посмотрела на него этим презирающим взглядом и откинула крышку сундука. Там был котенок.
Всё.
Постояв немного, она покачала головой и пошла вниз. Пока ее тело укорачивалось, исчезая в люке, он продолжал смотреть на нее и терпел. Хотелось вскочить, ударить ее по голове катушкой, на которой он сидел, чтобы она упала вниз и, переломавшись о ступеньки, убилась там о пол и не рассказала. Не успела бы рассказать отцу. И никто бы ничего не узнал. Но сделать так было страшно и опасно, она могла не упасть, не умереть, и тогда стало бы совсем всё. А пока еще не совсем.
Вадим прошелся по комнате и выглянул в просвет – сосед возвращается с работы. Ничего подозрительного. Все хорошо. Все хорошо. Никто за ней не придет. Никто ничего не узнает. Это просто воспоминания. Просто застарелая тревога.
Вадим снова вынул люголь, но нюхать не стал. На сытый желудок от запаха начинало подташнивать. Он потянулся было к толстому ковру, под которым был люк, но вовремя одумался. Нет. Все хорошо. Все хорошо. Есть план, и Вадим будет ему следовать.
Внутри бушевал морок, туманя комнату, стол. Узор на ковре от волнения расплывался причудливыми радужными узорами, как бензин. Вадим бросился к зеркалу. Все хорошо. Из зеркала на него смотрел человек с лицом совершенно непроницаемым. Никакого морока. Никакого волнения. Молодец. Кремень.
Нина страшно устала лежать и думать. Теперь к острой боли в животе примешалась еще и тупая ноющая боль в висках, наверное, от голода. Но есть было нечего. Нина даже подумала о том, что если бы она родилась на пару веков пораньше, то смогла бы съесть свою одежду, как заблудившиеся полярники или мореходы, варившие сапог. Но халат был синтетическим, и жевать его было бесполезно. Заснуть тоже не получалось. Не от боли, а от страха. Казалось, что если заснешь, то с тобой случится что-нибудь нехорошее. Вдруг она не в церкви? Нет. Это слишком страшно. Лучше Нина будет думать, что она в церкви и искупает грехи. Надо вспомнить все. Вспомнить и очиститься.
В первом классе Нина влюбилась, и тогда ей казалось, что это правильно. Хотя, наверное, это тоже грех, в котором нужно покаяться. Любить – это плохо? Катька постоянно спрашивала маленькую Нину, почему она не влюбляется. В ее возрасте Катька влюблялась уже много раз, а Нина один раз в Ваньку, да и то не сказать, чтобы это была прямо любовь, так, интересно и жалко. Но в первом классе влюбляться было вроде бы можно.
Нина выбрала своего одноклассника Вовку. Он нравился ей и раньше, хотя учился плохо и хулиганил, но был очень похож на маленького Володю Ульянова с октябрятской звездочки, которую она видела у Катьки. У него были такие же кудрявые светлые волосы и добрая улыбка. Кроме того, в прошлом году они поговорили на перемене, и Вовка оказался очень веселым. Но и этого явно было недостаточно для любви. Герои книжек, в которых надо было влюбляться, были какими-то необычными, а Вовка был самый обычный мальчик, просто похож на Ленина, и Нина, которая подошла к влюбленности очень серьезно, наверное, и не влюбилась бы, если бы у Вовки внезапно не погиб отец. Это была шумная история с взрывом метана на шахте, и Вовку даже показывали по телевизору. Держался он молодцом, и в школе не плакал, просто стал тише и спокойнее. Нина очень переживала за Вовку, постоянно спрашивала, как он чувствует себя без папы, и рассказывала про то, что гореть в аду его папа не будет, потому что это не самоубийство, а несчастный случай. Вовка слушал ее с большим интересом, расспрашивал про ад, и Нина позвала его к Зое. Вовка до этого и понятия не имел, как делают детей, и ничего подобного не видел. Противно ему тоже не стало, он больше удивился. После его ухода Зоя призналась Нине, что влюбилась. В Вовку. Только что.
Это было очень плохо, и неясно было, что теперь делать. Вовка ведь, когда вырастет, сможет жениться только на одной из них, а делать так, как плохие люди из фильма про ад, они точно не будут. Мама сказала, что думать об этом еще рано, и до того, как они все вырастут, они влюбятся еще сто тысяч раз. Нина не очень поверила, но мама оказалась права. Несколько дней подряд Зоя и Нина дожидались Вовку после уроков и шли вместе домой, говорили про всякое и смеялись, потом Вовка шел домой, а они с Зоей еще долго обсуждали, какой Вовка красивый, и вспоминали все, что только что произошло. Любить им понравилось. От этого внутри становилось радостно и хорошо.
Вечерами Нина и Зоя болтались по району в поисках Вовки и, когда встречали его с пацанами, хихикали и шептались. Было немножко стыдно, но стыд этот был приятный и радостный. Правда, потом оказалось, что Вовка влюблен в Ольгу, которая учится уже во втором классе, и Нина с Зоей очень расстроились. Зоя решила, что больше никогда не будет влюбляться, а Нина очень хотела перевлюбиться в кого-нибудь другого – можно даже вместе с Зоей: без Вовки оказалось как-то скучно и неинтересно жить, да и на улице делать стало нечего.
Тогда Нина решила влюбиться в другого своего одноклассника – Захара. Захар точно любил именно Нину, он постоянно болтал с ней на перемене и даже садился с ней на уроке, хотя его брат – близнец Юра сильно возмущался. Захар был не такой красивый, как Вовка, но зато хороший и умный. И старше. Оба брата должны были учиться уже во втором классе, но Юра был двоечником, и его оставили на второй год. Вместе с ним на второй год остался и Захар, хотя у него были одни пятерки – родители решили, что если мальчики будут учиться в разных классах, это будет неудобно. Да и без Захара Юра снова останется на второй год. В школе Захару было скучно, поэтому он постоянно болтал с Ниной и ругал на переменах Юру, который, вместо того чтобы слушать учительницу, слушал, о чем они с Ниной разговаривают. Разговаривали они о всякой ерунде – про новые игрушки, которые завезли в универсальный, про то, где подороже сдать бутылки, про то, почему в книге для чтения печатают такие старые и надоевшие сказки. Нина тоже скучала в школе, она давно уже прочла букварь и обе части учебника по чтению. Трудно давалась математика и совсем трудно – прописи. Рука не слушалась и писала очень неаккуратно. Захар удивлялся почему – Нина же хорошо рисует, а какие-то закорючки обвести не может. Они стали гулять втроем и как-то взяли с собой Зою. Зоя после прогулки рассказала, что влюбилась в Юру. И теперь у них у всех все будет хорошо. Это было так радостно, что Нина долго не могла поверить, что все так здорово сложилось, а когда наконец поверила, обнаружилось, что Зоя врет.
Зоя говорила, что любит Юру, но это точно было не так. Она его не отличала и всегда тихонько спрашивала у Нины, какой из них Юра. Нина злилась – как можно не отличать? Они же совершенно разные – интересный Захар с умными глазами и вечно похохатывающий дебильный Юра. У Юры и нос другой, и лицо плоское, и голос, и походка. Когда она сказала об этом Зое, та очень обиделась, и они поссорились. Впрочем, за Захара Нина тоже не вышла. Они вскоре куда-то переехали, и Нина забыла о нем.
И наконец заснула.
Встречать ее Нина не вышла. Ну и пусть. Стучаться и заходить к ней в комнату Марина не стала – лучше сразу приняться за торт, все равно выйдет на запах. Уже вынимая эмалированную миску для теста, Марина поняла, что в квартире слишком уж тихо. Может, спит? Или делает вид, что спит. Вроде как и полы мыть не пришла, потому что заснула случайно. Хитро придумано. Но Марина на это не поведется.