Четыре разъяренные женщины, вооруженные подручными средствами – это и так слишком много для одного беркута, но первой до него добралась Зара, рыжим реактивным снарядом выметнувшаяся на шум из своего логова, где пестовала своих новорожденных детенышей. Обычно вальяжная и флегматичная, сейчас она больше походила на фурию, принявшую на время собачий облик. Ударом груди сбив на землю начавшую приходить в себя птицу, Зара схватила ее челюстями за шею и, вскинув вверх голову, со всего маха ударила небесного разбойника об землю, будто выбивая из него пыль. Потом еще раз и еще. Уже после второго удара голова у беркута бессильно повисла, а его энергичное сопротивление перешло в беспорядочное трепыхание. Птица была уже мертва, но ее тело об этом еще не знало. Точно так же у плохого хозяина, наводя на мысли о воскресших мертвецах, будет бегать по двору курица с уже отрубленной головой. Медицинский факт.
Когда все было кончено и беркут затих, придавленный могучими Зариными лапами, Марина Витальевна показала псине, что та должна забрать свою законную добычу и, удалившись к своему логову, терзать ее уже там. В результате от беркута остались только самые крупные маховые перья, когти и клюв. Все остальное было съедено Зарой. Никакого уважения к павшему королю небес.
Кроме всего прочего, в клане Прогрессоров быстро отпала надобность в переводчиках. Практически все женщины достигли того же уровня владения языком, что и Дара с Марой. Полуафриканки произносили русские слова с протяжным распевным акцентом, но, впрочем, вполне понятно, и сами понимали все, что им говорили. А вот дальше дело не шло, хоть ты тресни. Все равно пиджин-рашен «твоя моя не понимай». Падежи, склонения и спряжения просто никак не желали оседать в их головах.
Правда, однажды Сергею Петровичу довелось подслушать, как Антоша общается со своей рыболовецкой артелью. По сравнению со взрослыми, это был огромный прогресс. Мальчик он общительный, разговорчивый и ненавязчивые уроки русского языка для его приятелей и приятельниц продолжались каждый день, от рассвета до заката. Когда дети, немного освоившись, начали ему отвечать, он с детской непосредственностью решительно поправлял их ошибки. Петрович уже решил, что эти восемь девочек и три мальчика будут первыми из местных, кто овладеет Великим и Могучим во всем его многообразии. Делали успехи и детки, находящиеся на попечении Ляли. Но этим ввиду малолетства было еще проще. Остальным банально не хватало языковой практики, ибо во время работы много не поболтаешь, а еще на них давила уже впечатанная в сознание примитивная структура их языка. Возможно, для них все еще сможет перемениться примерно так к зиме, когда работы станет меньше, а времени для общения больше. А пока было не до разговоров – пахали все, как папы Карлы, от зари и дотемна.
Итак, с момента драматических событий прошел один месяц, и вот сегодня, после вечерней трапезы, главный прогрессор объявил, что истек срок табу на вступление в брак, назначенный для незамужних молодых женщин и взрослых девушек бывшего клана Лани. Выдержав паузу, он сказал, что готов прямо сейчас, немедленно, если никто не передумал, провести соответствующий обряд вхождения в новые семьи для Фэры, Литы, Себы, Диты и Таты.
Возражений не последовало. Лита, Себа, Дита и Тата уже давно и с нетерпением ждали этого дня и готовились к нему. Каждый вечер после ужина они занимались тем, что неподалеку от того места, где в будущем Сергей Петрович собирался поставить на Ближней плотину, обустраивали для своих будущих семей два уютных летних шалаша-вигвама. Эти конструкции как две капли воды были похожи на те, что клан Прогрессоров видел когда-то в одном дне пути отсюда. Жерди, прутья, сыромятные ремешки и тростник – легкодоступные и экологически чистые строительные материалы. Наблюдая за процессом постройки, Сергей Петрович сделал вывод, что возведение таких вот летних сооружений в местных кланах было исключительно женским занятием. Рубя прутья и жерди взятым взаймы топором, девушки действовали вполне уверенно и не нуждались при этом в мужской помощи.
Как бы то ни было, но еще дней за десять до того момента, когда должно было состояться бракосочетание, оба шалаша-вигвама были уже полностью готовы. Осмотрев сооружения, Сергей Петрович разрешил принимать их в эксплуатацию, забраковав только расположенный в центре очаг. Вместо него он предложил девушкам сделать в шалашах отапливаемые лежанки, по типу китайского кана, и попросил Антона Игоревича помочь им людьми и материалами – то есть высохшими сырцовыми кирпичами. Был в этой его идее и второй смысл. Точно такую же систему отопления планировалось использовать в сушилке для дерева, только в ней отапливаемая площадь будет составлять шестьдесят квадратных метров, а не четыре, как в шалаше-вигваме, и температуру потребуется поднимать до ста градусов, а не до двадцати пяти. Тренироваться, как известно, лучше всего на кошках, а потому Сергей Петрович принял во всем самое непосредственное участие, консультируя строителей вечерами и в обед.
Впрочем, посторонняя помощь девушкам нужна была в самом минимальном количестве – только для того, чтобы выкопать на глубину штыка лопаты по четыре отопительных ровика и устроить у входа небольшой перекрытый очаг. А все остальное они делали сами, сами и только сами, не подпуская к этому делу ни Сергея-младшего, ни Гуга. Сами по указаниям Сергея Петровича клали сырцовый кирпич, сами затирали щели тестообразной глиной, сами выравнивали получившийся пол, чтобы на него сверху можно было настелить тростниковые циновки. Дымоходы, имеющие в высоту около полутора метров, выложенные из сырцового кирпича, были выведены с задней стороны шалашей-вигвамов.
И вот два дня назад, когда очаги были затоплены в первый раз и поверхность лежанок начала нагреваться, а из дымоходов пошел первый едва заметный дымок, все четверо строительниц были в чрезвычайном восторге. Конструкция, созданная их собственными руками, оказалась вполне работоспособной. Сергей Петрович и Антон Игоревич, осмотрев все, тоже остались довольны. Они решили, что сушилке для дерева быть, только там кан надо буден выкладывать не из сырцового, а из уже обожженного кирпича. Даже Сергей-младший, заглянув в шалаш-вигвам, пробормотал что-то вроде «неплохая дачка», а для Гуга, привыкшего к худшему, это и вовсе были апартаменты-люкс. Немного кислый вид имела одна лишь Катя. Умом она понимала, что будущее бракосочетание – в интересах клана, и не протестовала, но внутренне все не могла свыкнуться с мыслью, что ей придется делить ее Сергея как минимум с еще двумя молодыми женщинами. Кроме того, ее смущала «дикарская конструкция» этого временного жилища, но это свое мнение она переменит чуть позже, после первой же ночевки в этом шалаше.
Поздно вечером того же дня Марина Витальевна еще раз долго разговаривала с Катей. О чем был тот разговор, никто точно не знал, но Петрович надеялся, что Катя с ее ущемленными амбициями лидера не станет проблемой в их маленьком социуме.
И вот настал момент, когда новобрачных начали выкликать пред светлые очи вождей и собравшихся поглазеть на церемонию прочих членов клана. Первыми были вызваны Себа, Лита и Гуг. Девушки надели свои новые наряды, которые уже успели украсить опушкой из кроличьего меха, и выглядели радостно и взволнованно, как и всякие невесты, впервые идущие под венец. Легкие следы косметики на лицах и венки из полевых цветов в волосах говорили, что дело тут не обошлось без Ляли или Лизы, которые заранее были в курсе предстоящей церемонии и к тому же ближе других сошлись со своими местными подругами.
Гуг, одетый в старую клетчатую рубашку физрука, его же старые армейские камуфляжные брюки и мокасины, тоже выглядел солидно и импозантно. Оправившись от ранения, на трехразовом питании, он стремительно набирал вес, причем в этом дополнительном весе, благодаря постоянным физическим нагрузкам, не было ни капли жира, а одни лишь тугие мускулы. Уж на роль Конана-варвара он подходил куда лучше старичка Арни, превратившись за полтора месяца из поджарого – жилы да кости – юноши в молодого мускулистого мужчину. К тому же для своего времени он был достаточно умен и сообразителен, и не чурался ничего нового, особенно если это новое, по его мнению, было «мужским» занятием. Не зря же в родном племени его прочили в будущие вожди.
Перевязав молодым людям руки брачным шнуром, Сергей Петрович объявил о создании новой семьи и от всей души пожелал им долгой, дружной и счастливой семейной жизни. Все трое слушали его внимательно и заворожено, как, наверное, там, в будущем, никто и никогда не слушал ни священника в церкви, ни уж тем более чиновницу в загсе. Потом Гуга поздравили Андрей Викторович и Антон Игоревич, а его молодых жен – Ляля, Лиза и Марина Витальевна.
Потом пришла очередь Сергея-младшего, Кати и Таты с Дитой. Тут атмосфера была несколько иной. Девушки были хоть и взволнованы, но не воодушевлены, а немного насторожены. Их смущала Катя, надувшаяся, как мышь на крупу. Обстановку немного разрядил Сергей-младший, приобнявший своих невест за плечи, и тихо прошептавший Кате: «Катюха, веди себя прилично». Потом возник вопрос, как их расставить для совершения обряда. Если Тата и Дита стоят по обе стороны от Сергея-младшего, то куда девать Катю, привязывать сбоку, ставить перед мужем или позади него. Наконец Сергей Петрович решил и это затруднение, поставив Катю вперед. Это хоть немного потешило ее самолюбие. Отпустив Тату и Диту, Сергей-младший полуобнял свою первую жену, которая от этого разомлела, и все получилось просто замечательно. Петрович завязал на их руках брачные шнуры и произнес формулу напутствия. За ним новобрачных поздравили и все остальные.
Теперь все дальнейшее в этой семье зависело только от настойчивости, такта и, конечно же, любви Сергея-младшего к своим женщинам. А ведь это только первый этап их семейного расширения; через полгода, по плану Сергея Петровича, каждому из Прогрессоров придется взять в свои семьи примерно по две-три полуафриканки.
Последней в списке брачующихся была Фэра. Ляля подвела ее, покрасневшую и смущенную, к Сергею Петровичу с таким видом, будто делает ему самый дорогой в жизни подарок. Следом за ними шли две русоволосые девочки лет семи.
– Муж мой, Сергей Петрович, – проникновенно и торжественно сказала Ляля, – прими эту женщину по имени Фэра к себе в жены и люби ее так же, как и меня, и пусть ее дети станут нашими общими детьми.
«Ах ты, Ляля, моя прелесть, – подумал мужчина, – все бы наши девки вели себя с таким тактом, проблем бы не было…»
– Жена моя, Ляля, – ответил он вслух, – я возьму к себе в жены эту женщину и буду любить вас обеих одинаково, а все ее дети будут мне как родные.
Слушая этот диалог, Катя непроизвольно прикусила нижнюю губу. В который раз, может быть, даже того и не желая, Ляля сумела подчеркнуть над ней свое моральное превосходство.