Им оказался тщедушный мужичонка, который всё время качал головой, словно она у него на шарнирах. Увидев меня, он перепугался, стал что-то орать на своём языке амбалу и тыкать в меня пальцем. В итоге помощник оттащил мою бренную тушку на кровать во временно выделенную мне каморку. Лекарь напичкал меня какими-то настойками, сделал компресс на глаза, и меня, наконец, оставили одну. Я выиграла битву за одну свободную ночь, чтобы помечтать о воине. Только теперь надо думать правильно, чтобы он помимо того, чтобы был сильный и красивый, обладал честью, благородством, любил меня и наших детей, которые у нас, естественно, будут, а ещё, чтобы не гулял. «Вот! Пусть он будет именно таким», — решила я и провалилась в сон.
Наутро, как ни странно, отёчность спала, глаза стали нормальными, губы и нос приняли свой обычный вид. И не успела я поблаженствовать в одиночестве, как в дверь ввалилась, не стуча, Зухра. Она принесла на подносе булочку с небольшим кусочком масла и кружку сладкого настоя на травах. Я уже забыла, что такое нормальная еда и смела подношение в мгновение ока. Мне даже было всё равно, умылась я или нет. Женщина, видать, получила на мой счёт какие-то точные указания. Потому что меня быстро облачили в наряд и повели обратно на площадь. Никто ничего мне не говорил. Сегодня я стояла одна, словно всех вокруг убрали, чтобы лучше было видно меня. «Что за ерунда? — не понимала я. — Что они задумали?» Народ прибывал и начинал толпиться возле нашего помоста.
Часа через два, когда мои ноги уже стали отваливаться, и я не знала, куда себя деть под маслеными мужскими взглядами, появился Габус. Он раскланялся с толпой и что-то прокричал. В ответ раздался шум и гам, поднялось несколько рук, и я с ужасом поняла, что меня решили продать по частям. А сейчас просто проводят аукцион, сколько стоит моя нижняя часть, заботливо сохранённая мною, как выяснилось для этих торгов. Меня даже ужас охватил.
А Габус вошёл в раж, он начал что-то орать, подбежал ко мне и, тыча в меня пальцем, стал обещать слушателям, по всей видимости, райские небеса. После этого гомон внизу усилился, мужики стали напирать на помост, и он жалобно затрещал. Осталось только чтобы он завалился и тогда толпа желающих поделит меня сама бесплатно. «Караул! — завопило сознание, и я стала дёргать верёвку, стремясь освободиться. — Да где же мой воин? Милый, я жду тебя!»
Но никто не собирался ко мне на помощь. «Святейший, ну пошли хоть кого-то», — взмолилась я, смотря в безграничное небо Заорании и не веря в происходящее. Нахлынуло отчаяние, а что если никто не придёт и не поможет?
Он появился внезапно. Гнедой жеребец танцевал под ним, желая встать на дыбы, сбросить седока и, освободившись, унестись вперёд. Но сильные руки крепко держали поводья, заставляя животное подчиняться железной воле человека. Суровое лицо, поджатые губы, прямой нос. Небольшая щетина на щеках, коротко подстриженные тёмные волосы, меч на боку и лук за спиной. Из-под низких тёмных бровей на мир смотрят голубые глаза. Взгляд пронзительный и острый, как кинжал, что засунут в ножны, прикреплённые к поясу.
— Габус? — конь всё же встаёт на дыбы, словно недоволен так же, как и хозяин. Но сильные бёдра сжимают его бока, заставляя животное опуститься. — Опять шоу устраиваешь?
— Торион, — работорговец чуть не стелется по земле, желая угодить, — ты что? Ничего здесь не происходит, так, просто развлекаемся. Стихи читаем, — лепечет он первое пришедшее в голову и чуть не встаёт на колени. Однако взгляд горит лютой ненавистью.
— Вижу я твои стихи, поэмщик-рифмоплёт. Отвязывай свою музу, я её забираю.
— Э…, Торион, подожди, — Габус поднимает руки, словно собирается сдаваться в плен. — Давай договоримся. Хочешь я тебе денег дам?
— Ты что, плохо слышишь?
Я наблюдаю с надеждой за их перепалкой, народ молчит, перед ним разворачивается новое представление, и ко мне интерес постепенно гаснет. Что-то мелькнуло сбоку от меня, и я увидела амбала, приготовившегося метнуть клинок.
— Берегись! — закричала я, и в тот же миг нож пустили в полёт. И вот тогда я первый раз в жизни увидела, как нужно моментально реагировать, чтобы остаться в живых. Всего секунда и мужчина отклоняется в сторону, клинок пролетает, задевая его лишь по касательной, разрезая куртку на груди. Ещё мгновение и меч, лязгнув, оказывается у него в руках. Он приподнимается на стременах, перекидывает ногу и прыгает на помост.
Амбал прожигает меня взглядом полным ненависти и, выхватывая меч, также готовиться к бою. Габус пятится, чтобы не попасть между ними и натыкается на меня.
— Дура, — шипит мне в лицо, — зачем ты его предупредила?
Трясущимися руками пытается отвязать меня. Я не вижу его, он за моей спиной. Но его дрожь ощущаю на расстоянии, как будто от него даже воздух приходит в движение. Верёвка не желает поддаваться, он начинает злиться, а я смотрю, как бьются мужчины на мечах. Между прочим, это страшно, когда двое налетают друг на друга с желанием убить, и стоит лязг металла. Но посмотреть дальше мне не даёт Габус, он, наконец, отвязывает верёвку и на доли секунд мои руки свободны. Я, понимая, что он меня сейчас уведёт, спрячет и потом воин до меня вряд ли доберётся, разворачиваюсь и цепляюсь за столб руками.
— Ты что творишь? — орёт Габус и хватает меня за талию, стараясь оторвать от моего деревянного спасителя, и начинает тянуть в сторону. Я сопротивляюсь и обхватываю столб ещё и одной ногой. — Отпусти, — шипит мужчина мне в ухо.
— Сейчас, — зло обещаю ему, а сама ещё сильнее прижимаюсь к своему единственному спасению.
— Получишь, — обещает работорговец.
— А тебя Торион прибьёт, — блефую я, но это действует.