Мы ни за что не хотели признаться в своем обмане, но идти неизвестно куда и зачем тоже не хотелось. Жарко…

— Как — что можем? Выясним, в чем они нуждаются. Пошлем им врача, еды… Что вы задумались? Я считал, что мои дочери смелые, отзывчивые девочки, а вы… Идем, идем!

Отец шел впереди ровным, неспешным на взгляд, а на самом деле довольно быстрым шагом охотника, а мы брели за ним, спотыкаясь, изнывая от жары. Нам даже не пришло в голову сказать ему, что по нашей реке никакие пароходы не ходят, а когда сестренка пискнула, что, может быть, «все уже давно потонули», он пристыдил ее:

— Вот мы и выясним, кто утонул, а кто жив. Далековато для вас, конечно, но в таких случаях уж с этим считаться нельзя.

Ну и поводил же он нас! Мы совершенно изнемогали, а он шел и шел вперед как ни в чем не бывало.

В горле пересохло, хотелось пить, ноги не шли… А тут еще Цезарь!

Это была соседская собака. Мы его прикормили, и он всюду ходил за нами, небольшой, но нахальный песик, белый, с желтыми пятнами, с короткой жесткой шерстью, круглый, как кубарик.

Цезарь едва плелся, свесив язык на сторону, и наконец улегся посреди тропинки, всем видом показывая, что он изнемог и дальше идти не в состоянии. Что делать? Взяла я его на руки и потащила. Был он жирный и довольно тяжелый.

У меня на руках он успокоился, спрятал язык, скоро уснул и даже стал всхрапывать.

Отец покосился на меня:

— Зачем ты тащишь этого байбака? Раскормили…

— Ну, папа! Он же устал.

— Да неси, пожалуйста, если так его жалеешь.

Мы шли и шли. Отец шагал по-прежнему легко, мы едва тащились. Цезарь хрюкал.

Солнце начало клониться за реку, и мы не выдержали, взмолились:

— Папа! Мы не пойдем дальше! Никакого корабля там нет. Мы просто пошутили… Мы написали записку.

— Ах, вот как? — Казалось, что отец страшно удивлен. — Так это вы? Никогда бы не подумал…

Я подавленно молчала, чувствуя его победу, а сестра сказала чуть ли не со слезами:

— Да-а! Ты знал, что мы… Ты нарочно…

— Так сначала ведь вы «нарочно», а потом уж я. Будете другой раз знать, как над отцом шутить. А сейчас домой, мама с ужином ждет. И спусти ты этого кабаненка на землю, добежит прекрасно.