– Сделайте милость, – согласилась Катя.

На короткое время наступила тишина, затем Анна услышала перебор струн. «Это бурбон еще и музицирует?» – удивилась она. С кем Катя ведет разговор, стало понятно сразу. В следующий миг незнакомый ей офицер запел:

Анна ощутила, как ею овладела сладкая истома. Мягкий голос невидимого певца трогал сердце, пробуждая в душе жалость и сочувствие.

Певец умолк, и некоторое время за окном стояла тишина. Затем Катин голос с чувством произнес уже по-русски:

– До чего мне вас жалко, Платон Сергеевич! Прямо не сказать, как.

– Так пожалей меня, голубушка! – раздалось в ответ, после чего послышалась какая-то возня, и задавленный Катин голос:

– Пустите меня! Немедля! Я хозяйке пожалуюсь! Она прикажет вас высечь!

– Дворян сечь нельзя, – возразил мужчина.

– Ей можно.

– И кто у нас хозяйка? – поинтересовался невидимый собеседник Кати.

– Графиня Орлова-Чесменская, фрейлина ее императорского величества Елизаветы Алексеевны.

– Ой, боюсь, боюсь! – насмешливо сказал мужчина. – Ладно, Катенька. Не хотите, не буду настаивать. Хотя могли быть ласковее к герою войны.

– Знаю я вас, героев! – фыркнула Катя. – Чуть что – сразу лапать. Нет, чтобы с обхождением к девушке.

– Я старый солдат и не знаю слов любви.

– Все вы знаете! – возразила Катя. – Песни вон какие поете! Я таких и не слыхала прежде. Не врите, Платон Сергеевич! Стыдно вам! Во Франции жили и не научились обхождению?

– Уже покраснел, – ответил мужчина. – Жаль, что темно, и ты не видишь.

Катя прыснула.

– Веселый вы человек, Платон Сергеевич, – сказала, отсмеявшись. – Я еще побыла бы с вами, но пора. Поздно уже, хозяйка спит поди.

– Вот пусть, – возразил мужчина. – Разве мы ей мешаем?

«Еще как!» – едва не сказала Анна, но вовремя удержалась.