Жаль, некому провести ритуал дождя. Да и сам он уже не сможет, как прежде, раскрыть хляби небесные, тем более по своему собственному желанию. Те времена давно прошли. Всё изменилось. И он тоже.
Чжи Мон вновь усмехнулся и направился в ванную, на ходу стягивая пижаму. Раз нет дождя, сойдёт и прохладный душ.
Дожил, называется… Опустился до компромиссов.
С некоторых пор он полностью перешёл на ночной образ жизни, что было сопряжено со множеством неудобств, но дарило ощущение умиротворения и свежести всего: воздуха, чувств и мыслей. В темноте, не перегруженной чужим присутствием, звуками и впечатлениями, было легче сосредоточиться, дышать, думать и действовать.
Но случались и такие дни, как сегодня, когда требовалось влиться в общий ритм большого города, нырнуть в толпу, вернуться к жизни двадцать первого века, которую большинство почему-то называет обычной или нормальной – почему, интересно? Что нормального в том, чтобы ни свет ни заря продрать глаза по будильнику, наскоро опрокинуть в себя кружку кофе с парой вчерашних рисовых булочек и упасть в жерло метро, которое доставит тебя на офисный эшафот, где придётся приложить немало усилий, чтобы не свихнуться до кароси{?}[Кароси – смерть от чрезмерного переутомления, часто по причине инсульта или инфаркта на фоне стресса, недоедания и истощения организма.] и удержаться на плаву. А вечером вернуться в квартиру, тупо поужинать и рухнуть в постель до следующего мерзкого вопля будильника.
Смысл?
Чжи Мон нашёл глазами электронные часы и метко швырнул в них пижаму, мстительно хмыкнув, когда под тяжестью ткани часы свалились с тумбочки на пол.
То-то же!
Да, он мог позволить себе выбиться из отполированной схемы существования среднестатистического столичного жителя, однако это не мешало ему ворчать и сетовать на её недостатки. Как сейчас, например.
Контрастный душ привёл его в подобие благостного расположения духа, а приветливо пофыркивающая кофеварка и вовсе примирила с несовершенствами этого мира. И времени, кстати. Пусть ни то, ни другое выбирать Чжи Мон не мог. Хотя что сожалеть впустую. Нужно сосредоточиться на главном.
Взбодрившись всеми доступными ему способами и проснувшись окончательно, он сунул пустую кофейную кружку в посудомоечную машину и прошёл в сумрачную комнату без окон, служившую ему кабинетом. Там он сел за стол, но ноутбук включать не стал, а вместо этого уткнулся лбом в сцепленные в замок ладони и задумался.
Всё было готово.
Наконец, все нити были собраны в узел, который он крепко держал в руках.
Оставалось сделать последний шаг. И он намеревался осуществить это сегодня.
Чжи Мон с силой потёр виски и уставился в стену. Но вместо фактурной штукатурки молочно-серого цвета видел перед собой лицо умирающего четвёртого правителя Корё Кванджона в тот самый миг, когда его обвиняющий взгляд говорил: «Ты мне должен!»
Да, Чжи Мон был должен ему. И Хэ Су. Должен за то, что соединил их. И разлучил, оставив кровоточащие раны у обоих без возможности исцеления. Сплёл цепь событий, что неизбежно привели к трагической развязке, которой предшествовала не менее трагическая жизнь. Он сделал всё, что мог и обязан был сделать, а также то, что не мог и не обязан.
Он был хорошим проводником и преданно исполнял волю Небес, невзирая на последствия, которые прекрасно понимал.
«Стоило оно того? Ответь не мне – себе самому. Стоила она всего этого, твоя слепая вера?» – отчетливо прозвучал в комнате вопрос Кванджона, так и оставшийся без ответа, и Чжи Мон тяжело вздохнул.
Император был прав. Прав во всём, ошибаясь в единственном: это была не вера, а знание. Разница – астрономическая.
Чжи Мон всегда всё знал, знал наперёд. И поэтому теперь ему было несколько странно ощущать собственную слепоту, которая заставляла его чувствовать себя уязвимым, но при этом наполняла его той самой верой, о которой говорил Кванджон.