Книги

Пиратские утопии. Мавританские корсары и европейцы-ренегаты

22
18
20
22
24
26
28
30

Среди множества тех людей, которые появлялись в Сале в этот период, был Мухаммад аль-Аййаши (упомянутый выше как ученик ибн Хассуна), один из самых любимых героев в марокканской истории. Аль-Аййаши происходил из племени Бану Малик, одного из тех племён арабов-хилали, что обосновались в Гарбе, области, лежащей за Сале в глубине страны. Поселившись в городе примерно в конце XVI века, он, как рассказывают, посвятил свою жизнь учению и аскетизму под руководством своего шейха Абдуллы ибн Хассуна и прославился своим благочестием, безмолвием, продолжительными постами и чтением Корана. Однажды, как гласит легенда, группа племенных вождей, пришедших к Сиди Абдалле, преподнесла ему в дар коня. Он послал за своим учеником аль-Аййаши и велел тому оседлать коня и отказаться от своего обучения, дабы найти с помощью Всевышнего своё благополучие и в этом мире, и в грядущем. Святой связал своего ученика клятвой исполнять свой долг, благословил его и наказал ехать в город Аземмур.

За несколько лет, прошедших после этого легендарного события, аль-Аййаши стал наместником Аземмура, защитником южного Марокко от испанцев и португальцев, а также опасным соперником династии Саадитов, которая пришла к власти в первой половине XVI века. В 1614 году аль-Аййаши едва избежал покушения, спланированного саадитским султаном, и вернулся в Сале. С этого момента и до своей смерти в 1641 году от рук арабского племени из Гарба, аль-Аййаши сражался с испанцами и португальцами на побережье Атлантики и Средиземного моря, став независимым правителем области к северу и к востоку от Сале6.

Кристоф Вейдиц. Мориски в Гранаде. 1529

Граждане Сале всегда были рады видеть в своём сообществе мавров, прибывавших из Испании как до, так и после 1492 года. В первом десятилетии XVII века начал появляться новый тип иммигранта. Последние мавры Испании, будь то всё ещё остающиеся приверженцы ислама (мудехары) или же номинально обращённые в христианство «мориски» (в Сале называвшиеся «андалусийцами»), из-за расистской и реваншистской политики Испании оказались ввергнуты в череду восстаний и массово изгнаны из страны, согласно серии эдиктов Филиппа II в период между 1609 и 1614 годами. Один из традиционных историков Сале утверждает, что когда эти новые беженцы появились и попытались снять себе дома, то «в силу их немусульманского поведения, испанской одежды, языка и манер, из-за нехватки у них чувства стыда и достоинства, им не позволили» остаться7. В 1610 году прибыли «орначерос» (от названия деревни Орначос в Эстремадуре) – сплочённая группа всё ещё убеждённых мусульман, говоривших по-арабски, притом весьма состоятельных. К сожалению, по-видимому, их богатство проистекало от того, что они подкупили христианских чиновников, разрешивших им носить оружие, и стали заниматься разбоем и фальшивомонетничеством; заселение орначерос в старый Сале, в город святых и святынь не было признано сотте il faut[13]. Поэтому они переместились южнее, за реку, и построили пригород Касба, где и обосновались8.

Новоприбывшие мориски были, однако, ещё более чужеродными – они говорили на испано-арабском или даже просто испанском языке, носили христианские имена, совсем не были богаты и казались даже ещё более простонародными, чем орначерос. Поэтому морискам пришлось удовольствоваться землёй за Касбой (частью современного Рабата), где они образовали свою совершенно самостоятельную общину. Они жаждали отомстить Испании и в скорости стали горячими приверженцами корсарства.

Когда Мариниды потерпели окончательный крах, позволив всему Марокко погрузиться в состояние хаоса, гражданской воины и династических интриг9, все эти три города на реке Бу-Регрег уже были населены. Номинальными правителями страны теперь стали Саадиты, не сумевшие установить должную организацию, к тому же они происходили из Марракеша, лежащего далеко к югу.

Между тем марабут аль-Аййаши прославлял своё имя в джихаде против Испании и других христианских держав, вторгавшихся в Марокко, – и действительно, его до сих пор помнят как великого героя марокканского национализма. Он отправился на путь священной войны, послушавшись своего господина, Сиди Абдуллу ибн Хассуна, и сумел стать наместником Аземмура; его не любили ни европейцы, ни саадиты Марракеша – попытавшиеся наслать на него убийц в 1614 году, а затем выславшие против него войско.

Аль-Аййаши отступил в Сале, где правители всех трёх городов согласились его защищать. Вскоре (точная дата неизвестна) мориски Рабата провозгласили себя независимой республикой во главе с правителем, или «Великим Адмиралом», избиравшимся лишь на очень короткий срок – один год – и диваном, или советом, состоявшим из четырнадцати старейшин, советников или капитанов. Касба следовала за этими веяниями и в 1627 году или около того создала республику Орна-черо. Обе эти республики поначалу согласились признавать власть аль-Аййаши как «предводителя джихада», при условии, что тот будет уважать их автономию, – но этим дружественным отношениям не было суждено продлиться долго.

Аль-Аййаши занял резиденцию в Старом Сале и построил себе два форта сразу за городскими стенами, обращёнными к Рабату, и с подземным туннелем (сохранившимся до настоящего времени), ведущим к его дворцу внутри крепости. Его самыми горячими сторонниками были автократы старого города, и теперь Сале также объявил себя независимым под его духовной и политической властью. Теперь на берегах Бу-Регрега располагались три республики – все они были вовлечены в Священную войну, в пиратство и в восстание против Саадитов – а также в непрестанные раздоры друг с другом.

Около 1614 года, когда прибрежный город Мамора[14] был захвачен испанцами, множество пиратов самого разного происхождения бежали в Сале и были тепло приняты орначерос и андалусийцами10. Они стали ядром ренегатского сообщества и поселились в Рабате – поэтому на самом деле «пираты из Сале» были рабатскими пиратами, хотя оба этих поселения часто называли Сале, а в корсарской торговле участвовали все три эти республики. Вероятно, можно представить их напоминающими три клана разбойников на англо-шотландской границе, беспрерывно враждующих между собой, но объединяющихся ради набегов на Англию. Язвительные колкости, перебранки, ссоры, оскорбления чести и другие забавы время от времени уступали место открытой гражданской войне, в особенности в период между 1627 и 1641 годами, но никому не позволялось мешать ведению бизнеса или препятствовать притоку добычи.

Это запутанная ситуация, источники также запутаны, но насколько я понимаю, дело обстояло следующим образом: орначерос финансировали пиратство и строили флот, они были склонны как возмущаться старыми автократами Сале, так и третировать принадлежащих к низшему классу морисков или андалусийцев Рабата. Эти последние в основном служили рядовыми на корсарских судах, а иногда занимались шпионажем (поскольку могли сойти за испанцев). В их городе Рабате и обитало интернациональное корсарское сообщество, а также европейские купцы и консулы (на существующей и поныне улице Консулов), по всей вероятности, большинство таверн и борделей также находилось в этом районе11. Из всех трёх групп андалусийцы менее других были сторонниками аль-Аййаши и Священной войны, несмотря на то, что они первоначально приняли его, разделяя с ним общую ненависть к Испании. Их раздражал его авторитаризм, а также, вероятно, его попытки вмешаться в политические дела их республики. В конце концов, возмутившись, они отказались в дальнейшем поддерживать его новые войны за веру – вследствие чего аль-Аййаши обратил на них свой священный гнев, открыв огонь по Рабату из своих любимых пушек (как железных, так и куда более качественных бронзовых), установленных на стенах его фортов в Сале.

Старый Сале был заинтересован в первую очередь в джихаде аль-Аййаши и восстании против Саадитов – однако жители Сале явно не хотели участвовать в корсарских предприятиях – ни в качестве инвесторов, капитанов, матросов, солдат, ни как скупщики добычи, пленников и рабов. Тем не менее по иронии судьбы Сале остался в памяти именно как корсарский город, хотя этот романтический титул с куда большим основанием должен был принадлежать Касбе или Рабату – поселениям на другом берегу реки. Соперничество между Сале и Рабатом сохраняется и в наши дни. Как пишет К. Браун:

Эпизоды борьбы XVII века со временем превратились в смутные исторические воспоминания. Жители Сале, поначалу рассматривавшие новых пришельцев в Рабате как ан-Насара Аъ-Кашталийин (христиан из Кастилии), стали называть их ‘ль-Мслмин д-р-Рбат (разг, «мусульмане Рабата») – отчасти шуточным, отчасти колким прозвищем, намекающим на недостаток их рвения в вопросах веры. Со сравнимой иронией жители Рабата вспоминают о безумстве обитателей Сале. Они их называют кайихмаку фи-л-аср (разг, «теряющие разум во время послеполуденного намаза»). Салесийцам тоже есть что вспомнить. Они рассказывают, что при аль-Аййаши, когда жители Рабата якшались весь день с неверными, салесийцы занимались своей работой. Однако когда наступало время вечерней молитвы, они брались за оружие, чтобы сражаться с предателями Рабата. Но два этих города, находившихся, по выражению адмирала Рейнсборо[15], на расстоянии выстрела друг от друга, стали дружескими врагами. Их называли аль-адуватайн («два берега»), что, при игре с арабским корнем, напоминает о слове аль-адувайн («два врага»). Взаимная антипатия жителей этих городов становится не более чем подтруниванием и выражается как у одних, так и у других в прозорливой поговорке: уакха йуелли ль-уэд хлиб уар-рмель збиб, майкунши р-Рибати ли-с-Слауи хбиб (Стань река [Бу-Регрег] молоком, а пески – изюмом, и тогда рабатец не станет другом салесийцу). Эти друзья-враги на той стороне реки в Рабате были в худшем случае враждебно настроенными братьями. Несмотря ни на что они были мусульманами и ассимилировались в арабской культуре этой страны12.

Первоначально ссоры между андалусийцами Рабата и орначерос Касбы фокусировались на доходах таможни, которыми орначерос отказывались делиться, говоря, что все эти средства нужны им для обороны и ремонта укреплений. Андалусийцев эти аргументы не убеждали, и к 1630 году «гордые хозяева Касбы и обделённые наследством жители нижнего города уже в открытую находились в состоянии гражданской войны»13. Старый Сале принял сторону орначерос, и по иронии мир был восстановлен лишь при дипломатическом вмешательстве английского консула Джона Харрисона14, который в мае 1630 года составил соглашение, положившее конец военным действиям. Тремя пунктами этого соглашения были:

1-й, андалусийцы будут избирать собственного руководителя, или каида, однако его резиденция будет в Касбе15;

2-й, диван будет состоять из 16 представителей от Касбы и стольких же от Нового Сале;

3-й, доходы (включая морские трофеи и таможенные пошлины) будут равно распределяться между Касбой и Новым Сале.

Таким образом, два города оставались независимыми как друг от друга, так и от Старого Сале, однако «по сути Касба стала главным центром мавританской Республики Сале, а её правители начали пользоваться более или менее преобладающей властью над городами по обоим берегам [реки Бу-Регрег]»16.

Новый баланс сил оказался непрочным, и в 1631 году аль-Аййаши снова нарушил мир. Андалусийцы предали его, отказавшись послать ему штурмовые лестницы, в которых он нуждался при осаде Маморы. Он попросил религиозных руководителей Старого Сале составить фетву, или решение, позволяющее ему усмирить корсаров Нового Сале и Касбы, «ибо они воспротивились Аллаху и его Пророку, помогли неверным и дали им советы… они распоряжаются по своему усмотрению собственностью мусульман, лишая их дохода и монополизируя торговлю к своей выгоде»17. Аль-Аййаши подверг обстрелу из своих орудий и взял южный берег реки в осаду, продолжавшуюся до октября 1632 года, когда она закончилась неудачей.

Мир воцарился лишь на короткое время, и в 1636 году андалусийцы предприняли нападение на Касбу, которое увенчалось успехом. Многие орначерос бежали из города, оставив его в полной власти морисков. Теперь победоносные андалусийцы обратили свой гнев против Старого Сале. Они построили понтонный мост через Бу-Регрег и осадили город на северном берегу. Аль-Аййаши, отсутствовавший из-за джихада, поспешил вернуться для защиты своих людей.