«На Кадьяке, Уналашке и Ситхе я не был, — признавался Иван Федорович Крузенштерн, руководитель первого русского кругосветного плавания (1803–1806), — но судя по всему виденному мною на судне „Мария“ и слышанному от людей, бывших там и достойных всякой доверенности, об учреждениях компании в их американских селениях, ясно представить себе можно бедственное состояние живущих в ее владениях. Самой прекраснейшей, ущедренной всеми дарами природы земли будет убегать каждый, если господствует в ней незаконная власть единого и грубого человека, и где нельзя ожидать никакого правосудия». То есть на «прекраснейшей» земле Аляске всё было бы хорошо и никто бы не умирал, если бы не власть «единого и грубого» Баранова.
Но с Крузенштерном соглашались далеко не все. Другой, не менее знаменитый, мореплаватель Джордж Ванкувер высоко оценил взаимоотношения русских и туземцев. В 1794 году он привел свой корабль «Дискавери» в Якутатский залив и познакомился там с двумя русскими байдарщиками, под присмотром которых большой отряд алеутов вел промысел каланов. Байдарщики по просьбе англичанина показали ему свои карты, тот уточнил координаты известных объектов и нанес на свою карту неизвестные. Ничего необычного в таком обмене информацией байдарщики не усмотрели — так же поступил в свое время и штурман Измайлов, когда встретил экспедицию Кука на Уналашке.
Тронутый открытостью и дружелюбием русских, Ванкувер рассказал об этой встрече и своем заочном знакомстве с Барановым (тот вроде бы не смог приехать к нему, но, возможно, намеренно уклонился от встречи) в своих записках «Voyage of Discovery to the North Pacific Ocean» («Путешествие „Дискавери“ в северную часть Тихого океана»): «Вероятно ни один народ на свете, кроме русского, не сможет пользоваться в этих краях такими большими выгодами от прибыточной торговли… Иностранцам трудно будет добиваться такого же участия, какое принимают туземцы в благосостоянии России. Источником этого участия являются почтение и привязанность… Русские нашли дорогу к их сердцам и приобрели от них почтение и любовь».
Интересно продолжение этой истории. Когда в Лондоне в 1798 году был напечатан третий том записок Ванкувера, в правлении компании его прочитали — и остались весьма недовольны. Более того, отправили секретную инструкцию Баранову: «Замечая из III-го тома ванкуверовских путешествий, что некоторые из промышленных ваших дали англичанам карты ваших плаваний, Главное правление долгом поставляет поставить вам сие на вид, и что в разсуждении людей, не только должно вам быть разборчиву в доверенности, но и удалять все способы к таковым не позволенным и вредным для отечества послугам».
Последствиями излишней доверчивости и русской «простодырости» и становились те самые переименования на английских картах, которыми так возмущались русские моряки.
Необходимо упомянуть, что в самой компании к этому моменту произошли существенные изменения. После смерти Г. И. Шелихова его наследники, пройдя сквозь многочисленные финансовые скандалы и дрязги, реорганизовали предприятие Голикова — Шелихова в Российско-американскую компанию. С помощью связей Н. П. Резанова при дворе компания была принята под монаршее покровительство и в 1799 году получила привилегию вести торговые операции в Северной Америке и на островах в течение двадцати лет. Император Павел I, который после кончины своей матушки Екатерины всё делал наперекор ей, разрешил то, что она запрещала.
Первыми директорами Российско-американской компании стали четверо: иркутские купцы Я. Н. и Д. Н. Мыльниковы, С. А. Старцев и зять Шелихова М. М. Булдаков. Позже руководство компанией перешло к другому зятю Шелихова Н. П. Резанову, а в 1800 году наследники Шелихова добились перевода ее Главного правления из Иркутска в столицу. Теперь среди акционеров были уже не иркутские купцы, а «высочайшие особы»: императорская семья, член Государственного совета и министр коммерции граф Н. П. Румянцев, член Государственного совета и министр морских сил адмирал Н. С. Мордвинов и др.
Так детище Ивана Голикова и Григория Шелихова получило, наконец, вожделенную монополию, а тихоокеанские поселения были признаны территорией Российской империи. Это обязывало директоров компании внимательно и ревностно следить за деятельностью возможных конкурентов, как русских, так и иностранных, в водах Тихого океана.
«Постановка на вид» была не первой выволочкой, полученной Барановым от руководства компании; трения случались и между ним и Шелиховым. Основатель компании подозревал в воровстве всех: приказчиков, байдарщиков, артельщиков и самого Баранова. В одном из писем-отчетов управляющий оправдывался за якобы лишние траты: «Дела мои откроют вам, что ежели не из лучших мое учреждение хозяйства, то по меньшей мере и не из последних. Сам я не прикасаюсь ни к нитке, ни к шерстине и своего не жалею раздаривать добрым, верным и усердным в должностях людям, как русским, так и иноверцам и аманатам. И вам, кажется, жаловаться на излишние расходы не было и нет причины». Из контекста письма видно, что Баранова перед Шелиховым «обнесли» — оклеветали. Наверное, он даже догадывался, кто именно: «Ежели вы спрашиваете ленивых и тунеядцев, таковые не скажут ничего с доброй стороны, для того, что я гнушался ими, но спросите трудолюбивых и оказавших прямые услуги компании, и вы услышите другим языком говорящих».
«Другим языком» говорили те, кто близко знал Баранова и своими глазами видел всё, что он делал. Вот что думал о нем, к примеру, Ю. Ф. Лисянский: «Баранов, по дарованиям своим, заслуживает всякое уважение. И по моему мнению Российско-американская компания не может иметь в Америке лучшего начальника, ибо кроме познаний он сделал уже привычку к понесению всяких трудов, и не жалеет собственнаго имущества для общественнаго блага».
При этом Лисянский очень критично относился к руководству компании, указывал на несправедливо низкую оплату труда алеутов, их жизнь в голоде и нужде, высокую детскую смертность: «Этот столь прибыльный для компании торг может со временем обратиться в величайший вред для жителей». Любое торговое предприятие уже с момента создания ставит перед собой цель получения возможно большей прибыли; по этим правилам жили и Ост-Индская, и Гудзонбайская, и Американская меховая компании. Российско-американская не была исключением.
Баранову, как и остальным героям нашей книги, приходилось действовать в определенных рамках, очерченных не только чиновниками компании, но и властями и законами Российской империи. А вот свои отношения с туземцами каждый из них выстраивал на свой лад. Лисянский, не состоявший ни в руководстве компании, ни в числе ее акционеров, констатировал: «Можно отдать справедливость нынешнему правителю Баранову и его помощникам, которые, оставив прежние обычаи, обходятся с кадьякскими обывателями снисходительно».
Промыслового зверя рядом с Кадьяком становилось всё меньше, это означало, что нужно было отправляться на поиски новых мест и заводить новые «оседлости». Шелихов не определил точно место Славороссии, оставил на усмотрение Баранова, и тот решил основать новое поселение на берегу богатого бобрами Якутатского залива.
Джеймс Кук назвал его заливом Беринга, Лаперуз — заливом Монти, испанцы — заливом Адмиралтейства. Русские сохранили местное название Якутат, что в переводе с языка тлинкитов означает «стоянка каноэ». Впервые его исследовали и описали в 1788 году мореходы Измайлов и Бочаров. Они встретились с тойоном тлинкитов Илхаки, провели с ним «знатный торг» и оставили подарки: российский герб на медной пластине и портрет наследника престола Павла Петровича с надписью, гласившей, что отныне племена находятся под защитой российского престола.
И вот теперь Баранов решил основать там поселение. В 1794 году он отправил на «Трех святителях» Прибылова, а с ним 20 крестьянских семей и 30 промысловиков под присмотром приказчика Поломошного. Сам Баранов пошел в залив на галере «Ольга». «Имея несколько сведений в мореплавании, — писал Хлебников, — он сам управлял своим маленьким судном и вел счисление». На том же судне плыл иеромонах Ювеналий для миссионерского служения. На третий день Баранов подошел к заливу и был встречен колошами «очень дерзко». Здесь он узнал, что Поломошному индейцы не дали высадиться на берег и тот был вынужден увести «Трех святителей» дальше, на юг. После этого колоши сделали неверное заключение о «малолюдстве» и «трусости нашей», как выразился Баранов.
Он решил доказать колошам, что они обманулись, и направил пушки на берег, призывая «испытать свои силы и удачу против нас». Людей у него было немного, но мощь орудий защищала лучше, чем ножи и ружья колошей, приобретенные у иностранных купцов. Для острастки оказалось достаточно нескольких пушечных выстрелов (к счастью, обошлось без жертв), после которых тлинкиты согласились вести переговоры, а позже прислали аманатов.
Три месяца ждал Баранов «Трех святителей», а в начале сентября ушел к селению Нучек в Чугацком заливе. Там он встретил иеромонаха Ювеналия; он-то и поведал, куда делся приказчик с людьми. Оказывается, Поломошный объявил, что на судне нет воды, и ушел в Нучек, а потом вернулся на Кадьяк. Баранов сам не раз мерил расстояние от Кадьяка до Якутата и прекрасно знал расход воды. Не в отсутствии воды была причина — в Поломошном, который не захотел подвергать себя опасности от воинственных колошей и потому «делал козни». Но заменить его не представлялось возможным — Шелихов был о нем высокого мнения.
Выслушав священника, Баранов ушел на Кадьяк. Это была их последняя встреча — Ювеналий отправился проповедовать среди эскимосов-аглегмютов на север, где был ими убит.
На Кадьяке Баранов советовался с Шильцем. Тот прошел на судне от острова Принца Уэльского вдоль всего побережья на юг и везде видел каланов: может быть, новое поселение основать там? «Мест по Америке далее Якутата много, кои бы для будущих польз отечества занимать россиянами давно бы следовало в предупреждение европейцев», — докладывал Баранов в Петербург.
Он присматривался к заливу Нутка, который, как он знал из газет, испанцы не так давно уступили англичанам. Британцы активно торговали там с индейцами и платили, отметил Баранов, «весьма щедро», так он намекал на скаредность компании. «Променивают огнестрельное оружие и снарядов множество, чем те народы гордятся». Но англичане еще не успели там обосноваться — не попробовать ли опередить их? В то же время он не хотел отказываться от своего намерения основать поселение в Якутатском заливе и наметил выход на лето 1796 года. Его не остановила даже внезапная смерть опытного морехода Прибылова. Судно согласился вести байдарщик Медведников, в помощь ему дали Кашеварова.