Никто не стал возражать, и тут, к счастью, зазвенел звонок. В конце занятий к Машерову подошел возбудитель спокойствии и, крепко обняв его, прошептал на ухо:

— Спасибо, Петре, за доброту и веру в мои чувства. Надеюсь, на свадьбу придешь.

— Само собой,— по-дружески хлопнул по плечу товарища и коллегу Машеров и радостно добавил:— Да и собственная свадьба не за горами!

— Об этом чирикают все россонские птахи на каждом углу… — попробовал пошутить учитель.

— Тебе уже начирикали,— перебил его Машеров.— Топай, дружище, быстрее в ЗАГС.

— Опоздал! — парировал преподаватель.— Я туда сходил две недели назад.

Машеров всплеснул руками:

— Выходит, ты целовался с ученицей на почти законных основаниях, да?

— Именно, на почти,— вздохнул учитель.— Моя невеста не добрала до восемнадцати лет целых три месяца. Без них нас не регистрируют. К тому же, Петро, школа есть школа. Отсюда и тяжело на душе,

— Не горюй, дружище,— успокоил товарища Машеров.— Любовь нас переживет.

В это он верил без сомнения, ибо сам был, как говорят, влюблен по уши в зубного врача Полину Галанову. Она, окончив Минскую зубоврачебную школу, была направлена в Россонскую больницу. Увидев Полину однажды, Машеров уже не мог выбросить ее из своего сердца. Чтобы почаще ее видеть, он даже, набравшись смелости, ходил в больницу. Иногда приходилось имитировать боль зубов и даже садиться в кресло.

— На что жалуетесь, больной? — строго спрашивала Галанова.

— Да вот зуб болит,— врал Петр Машеров, морщась.— Нужна ваша помощь…

Так продолжалось несколько раз. Позже Петр Миронович шутил по этому поводу:

— Представляете, я к Полине Андреевне знакомиться приходил, а она в кресло садила, чтобы зубы лечить. И что вы думаете, вылечила! Потом в партизанском отряде я и горя с зубами не знал.

И не только с зубами.

Чистая и великая взаимная любовь этих людей помогла им перенести лихолетья войны и другие невзгоды, которые встречались на их жизненном пути.