— Найду, если есть такая вакансия. Московская гошпитальная школа Бидлоо в последние годы регулярно выпускает врачей. В своём прожекте я собираюсь предложить организовать подобные школы при всех четырёх гошпиталях Петербурга и Кронштадта.
— Четырёх? Адмиралтейский, полевой армии, Кронштадтский и этот, акушерский?
— Да. Государь говорил что-то о планах организации гошпиталей во всех губернских и провинциальных центрах. И о посылке врачей в уезды. Нужны будут сотни медиков!
— Вот как? И ты об этом говоришь только сейчас? Это же очень серьёзно!
— Прости, Лавр, пока что это всего лишь прожект. Как оно в действительности повернётся — пока не понятно.
— Россия непредсказуемая страна, но Пётр Алексеевич ничего не говорит просто так. Мальчик не по годам серьёзен и если что-то задумал — станет добиваться этого всеми силами!
Хочешь что-то сделать хорошо — сделай это сам. С этой мыслью я решил посвятить некоторое время изучению того, как собирается статистика младенческой смертности в Петербурге. Для этого пришлось посетить Полицмейстерскую канцелярию. До мая месяца её возглавлял арестованный ныне генерал-полицмейстер Девиер. Сейчас она в свободном плаванье, под руководством тройки чиновников более низкого, девятого ранга. Это не позволяло канцелярии руководить полицией в Москве и других городах, но было более-менее достаточно для организации городской жизни в самой столице. Один из тройки занимался финансами, контролируя сбор «квадратных» денег с владельцев дворов, сборами с извозчиков и прочими финансами. Второй, «полицмейстер в резиденции» отвечал за общественный порядок, контролируя каторжную тюрьму, вооружённые караулы у шлагбаумов в конце городских улиц и караульных, бродящих по ночным улицам с трещотками. Третий отвечал за организацию постоя солдат и офицеров по всему городу. Надо сказать, функции были между ними не так строго ограничены, как я описал. Все занимались всем в условиях постоянных перемен в управлении: контроль цен на рынках, пожаротушение, городское строительство, выдача паспортов, сбор податей и организация исполнения повинностей. Этим занимались десять офицеров, двадцать урядников (унтер-офицеров), шестьдесят солдат, дьяк и десять подьячих.
Что касается сбора сведений о детской смертности, то пришлось всё организовывать практически с нуля. Чтобы не объяснять всем исполнителям, как и что делать — написал инструкцию, которую писцы размножили для раздачи сборщикам информации. Мне требовался поименный список всех беременных женщин в городе. Заодно те, кто будут собирать информацию, прорекламируют новый роддом с бесплатной кормёжкой. Через три месяца нужно будет повторить опрос и выяснить, как прошли роды у тех женщин, которые к этому времени уже родят. Хотел было добавить в опросный лист вопросы, какая повитуха помогала рожать или рожала ли женщина раньше, но решил не усложнять. Достаточно пока общих цифр.
Капитан-полицмейстер, получив указание переписать всех беременных баб в городе, поступил просто — дал указание урядникам. Покинув полицмейстерскую канцелярию за Мьёй (Мойкой), урядники разошлись по своим районам и вызвали к себе старост улиц и кварталов. Выборные сотские и старосты почтительно выслушали высочайшее повеление, и пошли по домам десятских. Загадочный приказ указать имена и фамилии всех беременных баб пугал, как и всё неожиданное и новое, исходящее от властей. Даже угроза штрафа и плетей за сокрытие сведений не остановила бы скрытый саботаж. Но кто захочет отвечать за соседей? И десятники перечислили всех непраздных, кого знали. Кого не помнили они — напомнили местные бабы-сплетницы, заодно рассказав кучу всяких сплетен от кого ребёнок, какие дуры бабы и козлы мужики и т. д. Таким образом, через несколько дней у меня был список из более чем тысячи женских имён. Путём несложного расчёта вычислил потребность в сотне койкомест в новом роддоме при наличных двадцати. Но посмотрим, как пойдёт дело, возможно к массовому наплыву посетительниц новые палаты уже будут достроены.
Пока собирали статистику, я знакомился с работой полицейских. Сначала поскрипел перьями в канцелярии, но моё присутствие в конторе, похоже, работу сильно тормозило. Прогулялся тогда с одним из урядников по улицам адмиралтейской стороны. Чтобы не мешать поручику работать, попросил сопровождавшую меня свиту приотстать от нас. Впрочем, усатый смущённый полицейский рядом со мной чувствовал себя скованно. Да и обитатели рынка недолго оставались в неведении относительно личности барчука, идущего рядом с представителем власти. «Царь! Царь! Ей Богу, Царь!» — пронеслось по толпе, и торговля на рынке сразу остановилась. Народ сдергивал шапки, низко кланялся, кое-кто бухнулся на колени. Я хмыкнул и подозвал вельмож, всё равно моё инкогнито в этом городе не работало.
Примерно также прошёл поход в бедняцкие кварталы вокруг формирующейся Сенной площади. Дома здесь строились из остатков использованных вышневолоцких барок с многочисленными дырками от нагелей и не штукатурили. Позже этот район назовут Вяземской лаврой, и много лет он будет петербургским «дном», а студент Раскольников зарубит топором старушку-процентщицу. Здесь я пообщался с золотарями — самыми низами городского общества. Они занимались чисткой выгребных ям и вывозом их содержимого на «пахучие поля» вокруг города. Проблема канализации в Петербурге всегда будет стоять остро. Я пока не придумал, как её решить. Склонялся к идее прокладки больших туннелей под всеми улицами города. Но этому препятствовал высокий уровень грунтовых вод. То есть придётся проводить засыпку улиц и подъем их уровня на несколько метров. Заодно появится защита от наводнения. Только масштаб предстоящих работ ужасал! И где поблизости взять столько грунта? Только углубляя реки и каналы, а значит, изобретение земснаряда должно последовать сразу за доведением до ума паровой машины!
Мои придворные графы и князья неодобрительно косились, пока я беседовал с золотарями. Назло им, решил понаблюдать за работой ассенизаторов от сбора фекалий до транспортировки на окраину. Правда, сам в выгребную яму не полез.
Позже, когда я решил поработать трубочистом, которые тоже находились в ведении полиции, мои спутники отнеслись к этому спокойно. Ваня даже сам полез наверх поучаствовать в процессе. Как ни старались мы с ним, запачкали сажей руки, лица и дорогие камзолы. В итоге, чумазые и довольные, мы потом смешили знакомых рассказами о походах по крышам.
Посетил берег Лиговского канала, доставлявшего за двадцать вёрст чистую воду к фонтанам Летнего сада и центру города. Очень непростое сооружение ныне опального Скорнякова-Писарева. Канал в двадцать вёрст провели от реки Лига в районе деревни Горелово до бассейна на московской стороне. Где-то здесь будет жить через двести лет «сеянный-рассеянный, с улицы Бассейной». От этого бассейна через несколько деревянных труб вода самотёком подаётся в разных направлениях. Сейчас как раз заканчивают водовод через Фонтанку и подключение Летнего сада. Насколько я знаю, напора из Лиговского канала будет недостаточно для фонтанов, и паровая машина начнёт качать воду для них из Фонтанки. Канал будут использовать только как источник питьевой воды, хотя основную воду питерцы ещё долго будут брать из колодцев и через полвека это дорогостоящее сооружение забросят. Вдоль канала расположились будки охранников, следящих за чистотой воды. По одной из позднейших версий историков канал использовали для транспортировки камня из каменоломни в районе Дудергофского озера (из которого канал вытекает). Но никаких барок и лодок я не увидел. Вот такое городское водоснабжение на сегодняшний день. Не самый плохой вариант, хотя с ростом численности жителей загрязнение воды в колодцах будет нарастать, и водопровод придётся проводить. А пока буду приучать людей кипятить питьевую воду. Это единственный способ избежать эпидемий дизентерии и тифа.
На сегодняшний день в городе две передовые химические лаборатории. Одна при Берг-коллегии недалеко от Литейного двора занималась анализом качества минерального сырья для заводов. Более универсальной была лаборатория при Главной аптеке. Три года назад её перевели из Петропавловской крепости в новое здание недалеко от Зимнего дворца. Оснащена она самым современным оборудованием: стеклянными и фарфоровыми сосудами, ретортами, колбами, ступками, тиглями и т. д. Металлические инструменты изготавливали в Мастеровой избе на Аптекарском острове, который полностью передали в аптечное ведомство для выращивания лекарственных трав. Главной аптеке подчинялись все остальные государственные и частные аптеки, примерно около тридцати по всей стране. Из них десяток при гошпиталях, восемь частных аптек в Москве, аптеки в Астрахани, Кронштадте, Казани и других городах. Таким образом, Главная аптека представляла собой производственную и оптовую базу медицинских препаратов и оборудования, управление всеми медицинскими учреждениями страны (Медицинская канцелярия тут же находилась) и лабораторию по изготовлению редких химических веществ (например, азотной кислоты). Наведываясь в это учреждение, первые дни я по своему обыкновению старался не мешать повседневной работе. Обычно садился где-нибудь в уголке с книжкой или своими записями, изредка поглядывая за посетителями лаборатории, библиотеки или присутствия медицинской канцелярии. Такая моя манера нервировала служащих, но дела требовали решения, а так как я не влезал со своими замечаниями в обсуждение — работа нормализовывалась.
Читал же я в основном деловые бумаги, приходящие в канцелярию и исходящие из неё. Просматривал разные регистрационные журналы. Всё как в любой другой конторе — много малопонятной информации, из которой я пытался вычленить какую-то систему и закономерности. Самыми толстыми фолиантами были фармакопеи, перечни лекарственных веществ. Первыми такие справочники пару сотен лет назад стали издавать итальянцы. В России же сейчас ориентировались на Лондонскую и Бранденбургскую фармакопеи, комплектуя в соответствии с ними столичные, гошпитальные и городские провинциальные аптеки. Количество наименований в одной фармакопее доходило до тысяч наименований, в основном из растительного сырья. Лекарств из сырья минерального было немного, так что, по сути, фармакопея это ещё и некий ботанический справочник. Вообще в эту эпоху шел взрывной рост в накоплении ботанических данных. Травы в Европу везли отовсюду, из Америки, Африки, Азии или вот как Мессершмидт недавно — из Сибири, а Буксбаум из Персии и Турции. Через тридцать лет, когда Линней издаст свою «Систему растений» речь пойдет уже о сотне тысяч видах растительного царства. Вместе с ростом числа аптек росло и количество аптекарских огородов (по сути тех же Ботанических садов). Петербургский такой огород занимал 25 десятин земли на Аптекарском острове.
Листая увесистые книжки на латинском языке, я прикидывал, как подготовить издание российской фармакопеи в ближайшие годы, а не через сорок лет. Только не на латыни, а на русском языке. Нужно также поменять используемые в фармацевтике Нюрнбергские меры веса на более внятные десятичные. Если в отношении мер длины я уже что-то подобное делал вместе с Нартовым, то меры веса (особенно аптекарские и ювелирные) требовали более осторожного подхода. Например, у англичан фунт делится на 12 аптекарских унций (которые не равны обычным унциям). Унции делятся на 8 драхм, составляя 1/96 английского фунта (как русский золотник составляет 1/96 русского фунта). Драхмы делятся на 3 скрупулы, а скрупулы делятся на 20 гранов. Никакой логики в таком делении я не вижу, поэтому, отталкиваясь от фунта, создадим десятичную систему. Правда, придётся этот фунт уравнять по весу с английским. Или это не патриотично? Такими досужими размышлениями я и занимался, фиксируя пока мысли в папочку «Меры веса, длины и прочие». Комиссия мер и весов в другой истории была образована только в 1736 г во главе с сыном канцлера Михаилом Головкиным. Я столько ждать не стану и какие-то свои соображения уже готовлю. Итак:
1. Приравниваем российский фунт английскому. Полезно для текущего экспорта, а в перспективе для закрепления в качестве международной единицы измерения.
2. Золотник теперь будет равен не 1/96 фунта, а 1/100. Можно его как-нибудь и по другому назвать, чтобы не путались люди.
3. Гран теперь станет 1/100 золотника или 1/10000 фунта. На треть «худее» британского грана.