1.2 — чистка, правка, структура — Starkosta
Канаев Илья Владимирович
Петр II. Дилогия
Петр II. Альтернативный
Глава 1
Мне снился яркий и странный сон. Будто я Великий Князь Петр Алексеевич, одиннадцатилетний мальчик — наследник трона Российской империи. Мне снилась, что он-я сплю и ему-мне снится, что я-он аспирант N-ского университета Игорь Семенов. Ему-мне также было странно. Потом мы проснулись и проснулись 6 мая 1727 года в теле внука Петра I. Куда исчез незадачливый Игорь Семенов, было непонятно. Может быть через почти три столетия он проснулся с памятью мальчика из далекого прошлого. Сейчас же Петр Алексеевич ощущал себя немного аспирантом истфака, но в целом оставался самим собой.
Было уже позднее утро. Сквозь плотные шторы пробивался свет весеннего солнца и освещал большую спальню, большую кровать, старинную мебель вдоль стен. Канделябры и прочие элементы современного интерьера. Я оглядел детские ладони, потом выбрался из перин и прошлепав по пушистому персидскому ковру подошел к большому зеркалу. Увидел мальчика в длинной белой ночной рубашке, достаточно крепкого для своего возраста, но все равно худощавого. Улыбнулся себе, скорчил рожу… Потом повернулся и подошел к окну, отодвинул занавеску и выглянул наружу. Увидел дворцовый дворик, клумбы и деревья. Пара мужчин в камзолах стоя беседовали у противоположного здания. У ворот на Немецкую улицу вытянулись пара преображенцев.
За спиной послышалось осторожное шевеление. Я обернулся и увидел мужчину в кафтане темного цвета и обязательном парике. Камер-юнкер Федя Лопухин, вспомнил я. Двоюродный дядя и приятель.
— Доброе утро, Петр Алексеевич! Будешь одеваться? — в руках придворный держал мою одежду.
— Доброе утро, Федя. — кивнул я и шагнул от окна. Успел сделать пару шагов, как в спальню скользнул Ваня Долгорукий, мой двадцатилетний друг и по совместительству камер-юнкер. Ваня держал кувшин и тазик для умывания. Иван тоже поздоровался, но обошлись без обычных шуток. Где-то по соседству умирала императрица и веселье было неуместно.
— Как себя чувствует матушка? — спросил я, хотя она была мне скорее бабушка да и то не родная, просто жена деда, императрица Екатерина I.
— Плохо, Петя! — ответил Ваня и, поставив тазик с кувшином на низкий столик, размашисто перекрестился на икону в углу. Я и Лопухин автоматически повторили его жест. Потом я склонился над тазиком и умыл лицо и руки. Вытерся полотенцем и скинул ночную рубашку. Какого-то смущения от своей наготы рядом с придворными я не испытывал и спокойно натянул белую рубашку с жемчужными пуговками у ворота. Потом пришла очередь белых шелковых чулков на подвязках, панталон с пуговицами под коленами, башмаков и камзола с многочисленными пуговицами. Все темнозеленого цвета лейб-гвардии Преображенского полка. Все это я делал привычно и только в глубине сознания, молодой человек из XXI века с любопытством за всем наблюдал.
Перешли в столовую, где сел в одиночестве за большой стол, а молчаливые лакеи подавали еду. Камер-юнкеры маячили неподалеку. К ним присоединились пара камергеров. Прочитал молитву и неторопливо позавтракал. Поев, направился в другое крыло дворца. В комнате у царицыной спальни было довольно много народу. Первым поздоровался с четырьмя девушками. Печально вздохнули. Сестра, две тетки и невеста. А вот и обер-гофмейстерина Варвара Михайловна, сестра Меншикова.
— Я бы хотел взглянуть на матушку. — попросил её.
Она кивнула и я прошел в спальню. Балдахин над огромной кроватью был откинут. Среди подушек и перин утонуло пожелтевшее лицо умирающей. Я взглянул на Арсеньеву вопросительно
— В беспамятстве. — прошептала она наклонившись.