Глаза Билли были все еще закрыты, но он облизал губы.

– Лед тоже подойдет, – повторил тот же голос.

Гринер сделал вид, что ничего не слышит.

– Пожалуйста, братья мои, – сказал он. – Садитесь.

Он указал вилами на деревянную церковную скамью у стены вагона. Арчи и Грир мгновенно подчинились. Айк остался стоять, щурясь на солнце. Он не понимал до конца, что происходит, но ему не хотелось садиться на церковную скамью так, чтобы этот подозрительный гранитный столб оказался между ним и крыльцом. Он и без того чувствовал себя словно в окружении.

Когда стало ясно, что Айк не собирается садиться, Гринер переключил внимание на его приятеля. Прислонив вилы к стене, он достал из-под скамьи складное кресло. Разложил его и уселся прямо напротив настороженного лица Грира.

– Позволь мне спросить тебя, мой нервный брат. – Он опустил тяжелые руки на тощие Грировы колени. – Отчего не принял ты Господа нашего Иисуса Христа как своего личного Спасителя?

– Я принял, преподобный, – решительно ответил Грир. Этот факт никогда раньше не приходил ему в голову, зато сейчас Грир был уверен.

– Слава Господу, я рад, рад от всего сердца. Ибо знаем мы оба, что с такой усталостью, как твоя, воистину потребно прибежище для отдыха. Конец Света труден, не так ли, мой маленький брат? Но твой путь сквозь грязь и глупость почти завершен. Манит свет гавани, манит добрый свет очищающего пламени, сразу за отмелью, добрый, сладкий, всепрощающий Грядущий Огонь.

– Грядущий Лед, – прервал его голос с носилок. – Грядущий Лед, слизень. Я могу доказать это математически!

И опять этот человек никак не показал, что слышит неразборчивые возражения Билли. Он остался недвижим в своем складном кресле, лишь холодно улыбался возбужденному лицу Грира. Айк чувствовал разрастающийся жар, несмотря на эту холодную улыбку, – как оранжевое солнце у себя на щеке.

Мягкий голос продолжал:

– Но не тебе ли знать, брат Эмиль, как тянет больного пса к своей же блевотине? Как ищет грязи отмытая свинья? Не тебе ли знать, как это бывает?

Грир кивнул, выразительно соглашаясь, – а то он не видел этих псов и свиней.

– Я молю тебя, кровный брат, покинь сборище зверей. Восстань. Восстань и приди к нам в «Бьюлаленд». Покинь их. Приди к нам. Нам ведом путь. Дорога к спасению начертана простыми традициями: пот на лбу… плод на поле. Неужто ты не веришь в традицию, мой маленький брат?

– Еще как, – сказал Грир.

– Оглянись вокруг. Мы воздвигли себе дом выше этой грязи. Приди к нам. Выбор за тобой. Возделывать чистую землю здесь, в святилище облаков, или погибнуть там, внизу, среди пламенеющей мерзости, в последнем, великом, ужасном, неотвратимом огне огне огне!

– Во льду, – сказал голос с носилок. – Во льду, во льду, во льду!

– В ОГНЕ, – прогремел вдруг Гринер, вставая. – В огне, богохульный ты кусок педерастического дерьма! Огонь и бедствия, каких этот лятский мир не видел с самого своего начала! Знаю я вашу породу – дух Антихриста есть тайна беззакония, – все вы, мудаки-пидарасы, знаете, что этот мир ждет человека! который выведет его на волю! прочь от смрада вашего же собственного неправосудного варева! И настанет день, когда нельзя будет больше выносить это дерьмо, и больной Дух Антихриста заполнит собою Божьи дома и закатит в них такой пир беззакония, что яд Вавилона проникнет в сердце каждого младенца!

Он затопал по дощатому крыльцу, лупя кулаками друг о друга: