Леса ещё не сбросили свои багряные и золотые наряды. Лишь кое-где в низинах, где по ночам было особенно прохладно, деревья уже лишились части своей листвы и стояли сиротливые, полуголые.

Небо, пепельное, неживое, висело над головой как старая выцветшая тряпка. Грязно-серые дождевые облака застилали его с самого рассвета. Было пасмурно, скучно и гадко.

Несмотря на хмурое небо, дождь так и не пошёл, хотя время уже приближалось к вечеру. Но в воздухе всё равно висел пронизывающе липкий, холодный туман. Он осаждался на одежде и золотой листве сонного леса.

Солнца, естественно, не было. Посему дорога не успела просохнуть от вчерашнего ночного дождя. И грязь, чавкая, расплёскивалась под копытами, при этом, умудряясь забрызгать не только ноги лошадей, но достать и до их наездников.

Всадников было около пятнадцати. Они двигались не спеша, чётким караваном, один за другим, по разбитой лесной дороге на север: то был Южный путь, ведущий к Мангару.

Первый всадник восседал на вороном жеребце, и то был истинно рыцарский конь: невысокий, приземистый, но крепкий и невероятно выносливый, с густой пушистой гривой, чёлкой, спускавшейся на глаза, и мохнатыми бабками. Издалека он мог напомнить крестьянского тяжеловоза, но вблизи становилось ясно, что конь этот привык возить не телегу, а своего рыцаря. Он наверняка умел быть быстрым и неустрашимым.

Не менее воинственным выглядел и его наездник. Темно-русые волосы коротко острижены (в отличие от большинства мужчин в его отряде), серые глаза внимательно и напряжённо вглядывались в туманный лесной полумрак, мужественное загорелое лицо, голова гордо приподнята.

Сила и осторожность окружали его подобно тому, как ореол света окружает факел. Даже в тусклом сумраке осеннего дня его кольчуга и доспехи сияли, а на попоне, покрывавшей вороного коня, сверкала эмблема Лейндейла: серебряная роза на фоне моря и встающего солнца, лучи которого искрились золотом.

Несомненно, первый всадник был предводителем отряда, ибо он как-то необъяснимо выделялся на фоне всех остальных.

Впрочем, были и ещё двое, кто, безусловно, отличался от других путников…

Один, потому что был очень юн, а другой, потому что это был не другой, а другая.

Женщина, восседавшая на великолепной белоснежной кобылице, сиявшей в сером сумраке леса, была единственной в отряде и выглядела почти нереально среди вооружённых до зубов солдат. Она казалась прекрасным видением: юная, величественная, неземной красоты.

Женщина была одета в серый плащ, расшитый жемчугом и серебром, из-под которого виднелось небесно-голубое платье, в тон её лазурных глаз. Капюшон плаща был откинут, и толстая густая каштановая коса струилась по спине. На светлой коже ни одного изъяна, и лишь на лице её лежала печать какой-то болезненной усталости.

Рядом с ней бок о бок ехал юноша на такой же сияющей белизной лошадке, тонконогой, игривой и, видимо, ещё совсем молодой. На нем, как и на всех воинах, были боевые доспехи, но облачение юноши казалось много легче, а из оружия имелся только меч.

На вид ему было лет двадцать. Он был строен, широк в плечах, но ещё не успел толком возмужать. На юном смуглом лице виднелся лишь намёк на щетину. Тёмные, почти черные, волосы коротко подстрижены, и всё же вихрятся непослушным ёршиком в разные стороны. Привлекали внимание большие, яркие, темно-синие глаза, ясные и льдистые, как осеннее море.

Другие рыцари ехали чуть поодаль, на почтительном расстоянии.

– Ясная госпожа, а что за земли лежат там, по левую сторону от дороги? – спросил юноша, указывая на мелькнувшее меж деревьями поселение на горизонте.

– На западе, ты имел в виду, – степенно поправила его спутница. – Это земли Варко, мой мальчик.

Странно было, что она обращалась к нему как к ребёнку, хоть тот и казался младше от силы лет на пять.

– Что-то я не совсем понял, – нахмурился юноша. – Вы говорите – «Варко», но разве на нас напали не у Варко? А ведь это было день пути назад…