– Смутно, – ответила княжна, – помню мальчишку… Он был совсем маленький и глупый. Я не знала, как с ним играть.

– На самом деле, он почти ровесник тебе, младше лишь на год, – усмехнулся Эктавиан, – просто эльфийские дети растут быстрее. Ему тогда было два года. Дарьяна и Глен ехали из Мангара и посетили Элтлантис. Они позвали Элинэль с собой погостить в Брелистоне, а заодно заехать в Ринайград, повидаться с королевским семейством. Элинэль, разумеется, не смогла отказаться.

Эктавиан тяжело вздохнул и замолчал на время. Но дочь его не торопила.

– Я проводил их с лёгким сердцем. Дар пророчества во мне предательски молчал. Почему-то видения приходят, когда они меньше всего нужны… Они не успели уехать далеко. На Южном пути рядом с Малудушем на них напали западные разбойники. В то время правители не брали с собой больших отрядов для охраны – они не верили, будто что-то может угрожать им в собственных землях. Прежде, чем солдаты отразили атаку, госпожа Дарьяна и Глен были убиты, Элинэль очень серьёзно ранена, как и многие из стражей. По счастливой случайности уцелел лишь мальчик. Солдаты увезли мою госпожу в Ринайград. Там Эрсель и Лиарин исцелили её рану, но не душу.

Теперь уже тяжело вздохнула Экталана, но перебивать отца не решилась.

– Маленького Даргена, наследника Брелистона, королева Мара оставила у себя, в столице, воспитывая как сына. Элинэль вскоре вернулась в Элтлантис, но это была уже совсем другая женщина, а не моя прекрасная, жизнерадостная жена. Я пытался исцелить её. Но душа её оставалась нема. Не только боль потери любимой подруги жгла её сердце – она привыкла к краткому веку смертных. Но в день, когда её пронзила человеческая стрела, она поняла, что мир, пришедший после войны с Каран Геланом, великий и прочный мир, единство двух рас – не более, чем самообман. Элинэль осознала, что, по большому счету, мы не победили в той войне, не сумели искоренить зло, ибо оно живо в душах людей, и бороться с ним бесполезно. И все жертвы, принесённые той гибельной войне, напрасны, даже жизнь её отца. Разочарование постигло её, великое разочарование… И она уже не смогла преодолеть тоску, тоску по лучшему миру, где нет места злу. Её манил Благословенный Край. И даже глядя на тебя, она уже не улыбалась прежней горделивой и ласковой улыбкой. Мир померк для неё. И она ушла, хоть ей тоже было больно расставаться с тобой и со мной. Я не смог её остановить.

Эктавиан виновато посмотрел на дочь, но не заметил в её глазах укора.

– Я тоже понял, что мы допустили ошибку в той войне. Эльфы не должны были участвовать в битве. Мы верили, что поступаем правильно. Мы защищали саму жизнь, нашу землю, наше будущее. Мы боролись с истинным Злом, несущим лишь рабство и погибель. Но теперь-то я знаю, взявшись за оружие, даже преследуя благие цели, эльфы сами стали убийцами и палачами. Вот чего нельзя было допускать! Эльфы были рождены Творцом для созидания, добра – творить, лечить, создавать, но не уничтожать, не убивать. Потом появились люди. Они несли с собой смерть, они использовали магию во зло, чтобы бороться друг с другом. Так говорят… Тогда Творец лишил их магии, но у них нашлось оружие, чтобы убивать. И эльфам пришлось взяться за мечи и луки. Чтобы защищаться. Эльфы были искусны во всём, вскоре они превзошли людей в искусстве боя. Наше оружие было не из железа. Оружие даровали нам недра земли. Оно было из истинного серебра. Прочное, вечное, лёгкое, не знающее поражения. Люди поняли, что им не тягаться с Народом Звёзд, и оставили нас в покое. Но дело было начато – Элдинэ, удел которых был созидать, познали убийство и разрушение. Мы уподобились тем, кого ты зовёшь «терро-аоро», Экталана. Какими бы благими целями мы не объясняли убийства, суть их от этого не меняется. Нет, мы не имели права сражаться в этой войне.

– Может, ты и прав, отец, – глухо молвила Экталана, – да только, когда я вижу, что люди сделают с вверенной им землёй, мне хочется уничтожить весь род людской раз и навсегда!

– Нэа эсто рига виа![6] – грозно молвил Великий князь. – Запомни это, миэ данно![7] Нет ничего превыше жизни! Хранить жизнь и защищать её – вот твоя цель, и никак иначе! Не убивать, но защищать любую жизнь: эльфа, человека, птицы, зверя, дерева, травинки у твоих ног, мелкой букашки на этой травинке. Только так! Хранить жизнь в любом её проявлении, любить жизнь! А иначе, чем мы лучше тех убийц и разрушителей, тех терро-аоро? Мы должны остаться эльфами, Народом Звёзд, Элдинэ, но не потерять сути своей, не позабыть, что мы – хранители жизни, природы. Нэа эсто рига виа! Помни это! Помни, Экталана! А Элинэль не осуждай! Пока в душе твоей не зазвучал Зов Моря, пока песнь его не позовёт тебя в последний путь, не понять тебе, как трудно противостоять крикам чаек и плеску волн.… Ведь они так похожи на голоса тех, кто был тебе дорог, они обещают покой и счастье, которых так не хватает тоскующей душе. Как манит Благословенный Край, когда весь мир рушится на глазах!

Экталана вдруг испуганно схватила его за руку:

– Значит, и тебя тянет Море? И ты хочешь уйти? О, миэ фато, миэ белаэ фато,[8] неужто и ты оставишь меня совсем одну, одну бороться с наступающей ночью?

– Ты – моё Море, – повторил Эктавиан твёрдо, – другого мне не нужно. Покуда я нужен тебе, и ты не отпустишь меня, я буду с тобой. А когда придёт наш срок, мы уйдём с тобою вместе, и белый корабль умчит нас в Благословенный Край. Обещаю.

– Я верю тебе, – сквозь слёзы сказала Экталана и обняла своего отца.

Минуту они молчали, потом она тихо сказала:

– Тебя ищут, Великий князь… Что-то случилось?

– Я слышу, – отозвался Эктавиан. – В лесу появились чужие, двое: мужчина и женщина. Но в них нет зла. Напротив что-то родное…

Эльф поднялся.

– Родное? – переспросила девушка. – Тогда я догадываюсь, кто это может быть.

– Я тоже, – улыбнулся Эктавиан.