– Спасибо, больше не хочу!

В отличие от отцовского кабинета, спальня не запирается, но спрятаться здесь решительно негде. Под кровать не залезешь – такая у неё конструкция. Да это было бы уже и слишком. Что ж они прямо на мне стали бы... Шторки на окнах не как в гостиной – огромные куски ткани болтаются, а рулон распускается вниз. Шкафа и того нет – комод с большим количеством относительно маленьких ящичков, относительно меня, разумеется. В общем, полупустая комната с огромной кроватью посередине. Тут только в шапке-невидимке можно остаться незамеченным. Дверь в ванную комнату слегка приоткрыта. Эврика! В ванной же можно укрыться, как я сразу не допёр! В душевую кабину залезать опасно – вдруг они перед этим душ захотят принять? Останусь прямо здесь, на самом видном месте. Если пойдут мыться – значит, не судьба. Скажу, что гель для душа кончился, и я у них искал. А вдруг, да обойдутся без водных процедур?

Ну? Долго, что ли, они там ещё трепаться будут попусту? Переходили бы в спальню уже и делом занялись. Уселся на толчёк, с закрытой крышкой, стал в ожидании флакончики и пузырьки разные обнюхивать. О! Вот этот Митей пахнет. Его туалетная вода, значит. Побрызгал на себя маленько. Попи́сать захотел, ну и отлил, не задумываясь, а воду спускать боюсь – вдруг они, как раз, в этот момент и явятся, и услышат, что тут кто-то есть. Закрыл просто крышку, сел на место. Уставать уже стал, разочаровываться в своей затее. Вдруг, слышу – вошли. Я вскочил и дыхание перехватило. А отец, как раз, наоборот громко так, тяжело, со свистом дышит. А Митя высоким, мне показалось, жалобным голосочком почти поёт:

– Сейчас, сейчас, Аркаша, Милый, потерпи немножко!

Я аж рот рукой прикрыл. Ни фига себе!

– Мальчик мой, – хрипит Аркаша.

– Ложись скорее, давай, вот так. Говорил тебе, не надо, не поднимайся. Ну что? Как ты?

А Аркаша всё дышит, громче ещё. Я испугался. А Митя, чуть не плача:

– Ну, милый мой, что? Не легче? Ещё таблеточку дать? Всё, Аркаш, я скорую вызываю! Что? Неудобно так? Подожди, давай подушку подложим. Ну что ты, хороший мой? Господи!

Меня заколотило всего, затрясло. А папа хрипит:

– Мальчик мой, сынок, умираю.

Я выскочил, уже ни о чём не думая, кроме него, да так и застыл на месте. Лицо у папы всё посинело, именно настоящего голубого цвета сделалось. Митя отчаянно кричит в телефон, требует, чтобы поскорей приезжали. Я выбежал на ватных ногах, бросился вниз по лестнице. Падал пару раз, но вмиг поднимался, дальше бежал.

– Олеся! Папе плохо!

– Боже мой! Что такое?!

– Синий весь, сердце, наверное. Митя скорую вызывает.

– Скорую не дождёшься. Своим надо звонить. Подожди, у меня телефоны забиты.

– Я к нему побегу, хорошо?

– Иди, иди, сынок, побудь с отцом, ему легче будет.

Опять наверх. Прибегаю – Митя сидит на полу, прижал папину руку к своему лицу, целует её и плачет. А папа уже без сознания.