– Не обижайся только, – сказала Надя, затянулась, выдохнула. Я отвернулся, сморщился и рукой перед лицом помахал. Я не курю. Аркаша говорит, это вульгарно, и я с ним, пожалуй, согласен. Так вот, она выдохнула и продолжила:

– Мне кажется, ты всё выдумал. Я, когда маленькая была, тоже выдумывала, что мои родители меня забрали у настоящей мамы. Так многие фантазируют. Ничего такого, конечно, в этом нет.

– Какого?

– Ну, ничего особенного, ничего страшного, но мой тебе совет, забей на это.

– Ладно.

Помолчали. Она ещё подымила, я ещё поморщился и поотмахивался.

– Ты что обиделся?

– Нет.

– Я же вижу.

Глупейшая ситуация. Ну, что я сейчас ей с пеной у рта буду доказывать, что Аркаша меня усыновил? Бред. Я думал, она мне друг, хотел посоветоваться, покумекать вместе, как быть. Не выйдет. Теперь нужно говорить что-то для приличия, завести непринуждённый трёп на отвлечённую тему, чтобы только она не подумала, что я обиделся. Неохота мне играть в эти игры, не до них.

– Ты извини, я пойду.

– Глупо!

Ну и пусть думает, как хочет. Сам я теперь могу думать только об одном. Разумеется, нельзя исключать, что я ошибся, обознался, где-то даже нафантазировал. Но если это не Она, то… Стоп. По порядку. Когда Аркаша взял меня, мне было девять. Шансов, что кто-то возьмёт, не было. А он взял. Вообще-то я его папой называю, почти сразу стал так называть, только в последнее время за глаза Аркашей. Получается, я с ним шесть лет уже живу. Подумать только! Всего шесть лет – кажется, что всю жизнь. А тех девяти сиротских, как будто и не было. Однажды ночью они с приятелем сидели в гостиной, разумеется, думали, что я сплю. «Почему ты поменьше не взял ребёнка?» – спрашивает его приятель. И тут Аркаша ему стал рассказывать, что хотел завести своего, родного, совсем маленького ребёночка, искал суррогатную мать, уже выбирать начал даже из нескольких женщин. Но судьба распорядилась иначе. Он как-то ехал в город по делам (мы живём за городом, у нас свой дом, он и тогда в нём жил). Прямо поперёк дороги стоит «скорая помощь» – попали в аварию. Они не махали руками ему, не тормозили, не просили ни о чём. Аркаша говорит, мог просто объехать и всё, но почему-то остановился и вышел, спросил что случилось. Столкнулись они с гадом каким-то – не хотел уступить дорогу. И врач сказал: «не довезём теперь мальчишку». Аркаша спросил: «У вас там что, ребёнок? Что с ним?» – «В тяжелом состоянии мальчик, избили сильно в детском доме, старшие ребята». Тогда Аркаша взял меня и врача, и повёз на своей машине в больницу. А по дороге я чуть не умер, но всё-таки довезли. «Когда врач стал благодарить меня, – сказал, Аркаша, – мне казалось, что это я его благодарить должен, потому что, пока ехали, я всё время смотрел в лицо этого мальчика, я как-то сразу почувствовал, что он мне не чужой. Ну вот, пока он поправлялся, оформил документы, а потом уж не до маленьких было, дай бог с этим управиться. И учить, и лечить, и воспитывать. Столько всего надо! Пока детей нет – представить невозможно». Я ничего этого не знал и не помнил. То есть, почти ничего. Как в больницу он приходил, когда мне лучше стало, приносил игрушки и сладости, и гладил по голове, и говорил ласково, конечно помню. А из больницы мы уж сразу домой поехали.

Аркаша идеальный отец. Лучше не надо. И матери мне никакой никогда не надо было. Почему у него нет жены, я почти сразу понял – ему вообще женщины не интересны. Меня это не волнует. Хорошо, если из всех его приятелей, рано или поздно, останется один и навсегда, но я хочу этого только потому, что вижу, как он этого хочет. А мне всё равно. У меня есть отец, и я счастлив. Чего мне ещё надо? Зачем не спать ночами, думать до одурения, решать, как поступить. И посоветоваться-то, чёрт возьми, не с кем. С Надькой вот хотел, а она… минуточку! А почему Аркаше не сказать? Ведь он поможет. Обязательно поможет, я уверен! В крайнем случае, переубедит меня настолько, что я и вовсе перестану заморачиваться, что в принципе тоже неплохо. Итак, на работу к отцу.