А холодрыга между тем пробрала до самых костей, тем более, как я говорил, до них добраться — раз плюнуть. Ко­стерчик бы разжечь, да спичечный коробок тоже уплыл. Причем вместе с перочинным ножом, который хоть и не очень большой, но чертовски удобный.

А потом я вспомнил про шпаргалки друга, которые хра­нились в нагрудном кармане бушлата, под ватной под­стежкой, да еще немного в штанах и в куртке. Тут мне ста­ло совсем худо. Там же Валерка на все случаи жизни рас­писал. Вроде и немного листов, полтора десятка, но вы­жимку он мне состряпал мастерскую, включая даже библейские цитаты и значения некоторых слов из числа устаревших.

Ну, остроносый! Ну, подлюка лукавая!

Впрочем, чего уж теперь. После драки кулаками не ма­шут — ими утираются. Как там Высоцкий в песне пел? «Остается одно, просто лечь помереть». В точности мой случай. А чтоб напоследок не сильно мучился, они мне по доброте душевной оставили все лекарства, пускай и в на­дорванных пакетиках. Побрезговали, скоты, загадочными кругляшками, не стали брать.

Сижу, доброту свою на чем свет кляну да прикидываю, сколько же мне понадобится времени, чтобы в своем дезабилье отечественного производства нестись вскачь босиком до ближайшей деревни? По всему выходило — много. Я ж, когда оказался на дороге, до-олго смотрел по сторонам. Все деревню на горизонте искал, да так и не увидал. А учитывая, что я чуть ли не весь день топал в дру­гую сторону, это получается... Кошмар получается, ко­роче говоря.

Радовало в этой истории только одно — никто из них, и даже бывший монах, всякими извращениями не страдает, и кальсонами моими они побрезговали, потому что если бы сняли еще и их, то я лишился бы самого главного — перстня с лалом. Ну а заодно и своего запаса серебра, ко­торый у меня хранился там же, в этом труднодоступном месте. Получалось, что я сохранил подарок, да и в финан­совом отношении пострадал не очень — исчезли лишь три монеты, которые я переложил в бушлат, а прочие на месте.

Вообще-то хранить подарок единственной и ненагляд­ной не на пальце, а примотанным к ноге, да еще в непо­средственной близости от...— оно в какой-то мере припа­хивало кощунством. Да и сама идея устроить тайник в этом месте тоже звучала немного по-идиотски. Мне когда Валерка в первый раз предложил использовать верхнюю часть бедра в качестве хранилища, я его и слушать не стал, уж очень оно как-то не того... Да и потом тоже отказывал­ся, хотя уже понял, что к чему. Лишь на третий раз, когда он мне доходчиво, чуть ли не на пальцах растолковал, как будет выглядеть одинокий путник в простенькой одежде и с таким дорогущим перстнем на безымянном пальце, я скрепя сердце согласился. И впрямь, подальше поло­жишь — поближе возьмешь.

Ну а серебряный запас туда запихали заодно. Три мо­нетки на экстренные расходы остались в бушлате, а оста­льное — под скотч. Теперь же оставалось только радовать­ся, что друг у меня оказался таким настойчивым. Получа­лось, что терпеть мне лишь до ближайшей деревни, а там разживусь и одеждой и лошадью...

«И вообще все не так уж плохо,— успокаивал я сам себя,— Скажи спасибо, что не убили, хотя могли бы за­просто».

Но тут же мечтательно подумалось, что если бы сейчас мне повстречался хоть кто-то из них, то я бы ему сказал та­кое спасибо — запомнил бы на всю жизнь.

Однако надо собираться в пугь-дорогу. Для начала под­полз к костру, попробовал раздуть — может, остались ис­корки. Результат, разумеется, был нулевой, даже отрица­тельный. Мало того что я ничего не выдул из холодной золы, так еще и оказался весь в пепле. Вот уж точно — за­ставь дурака богу молиться.

Тогда принялся собирать в разорванные пакетики ле­карства. Половину, а то и больше эти козлы попросту вы­сыпали на землю, но, по счастью, не все. К тому же на не­которых был выдавлен рисунок, и ошибиться, какой круг­ляшок куда совать, я не мог. Собрав их и продолжая бор­мотать под нос успокоительное: «Все не так плохо», я уже совсем было изготовился в путь-дорожку, как тут в кустах неподалеку послышался какой-то странный треск. Кто-то явно пробирался в мою сторону.

Ну, думаю, хана. Прав ты, Костя. Оказывается, оно и впрямь все не так плохо... было. Зато теперь, когда оттуда вылезет медведь или штуки три волков, хуже уже не будет.

«Совсем голый, а какой смелый!» — ласково сказала Мать Волчица, разглядывая человечка, стоящего перед ней.

Я, конечно, был не совсем голым в отличие от Маугли, да и смелость моя... Нет, трусом я себя не считаю, хотя в этом случае моя отвага была скорее вынужденной. Так уж сложились обстоятельства. При ином раскладе я бы не стал искушать судьбу. Дикий зверь, да еще ранней весной, когда с едой не ахти, это, знаете ли, не шутка.

Вот только ничего иного мне не оставалось. Бежать? И далеко я от косолапого удеру? Про волков вообще гово­рить не стоит. Нет уж, останемся. Вон и коряга какая-то валяется, которую не успели спалить,— худо-бедно сой­дет. Авось Фортуна улыбнется, и неважно какая из них — римская или отечественной закваски. Мне бы сейчас сго­дилась любая удача.

«Теперь все в твоих руках,— сказала Багира Маугли,— Мы теперь можем только драться».

И впрямь иного выхода не наклевывается. В смысле более приемлемого. Стою, жду. Тот, что в кустах, как на­зло, не торопится. Не иначе, смакует предстоящее удово­льствие. Я где-то читал, что настоящий гурман, перед тем как приступить к трапезе, некоторое время просто любу­ется на блюдо, наслаждаясь его внешним видом. Потом еще минуту дегустирует аромат, а уж после берется за вит­ку с ножом. Вот только я не знал, что и среди лесных жите­лей встречаются гурманы. Ладно, век живи — век учись. Мне тоже спешить ни к чему.

«Эх, яблочко! Куда ты котисся? Попадешь ты к нам в лес — не воротисся». Вот-вот. А я хоть и не яблочко, но тоже не вернусь. Потому жду не торопясь, а заодно прики­дываю диспозицию — на какое дерево в случае явного пе­ревеса вражеских сил мне забираться. Как назло подлесок хилый, приличных деревьев почти нет. Но спустя минуту мой взгляд наткнулся на весьма неплохой дубок, что рос неподалеку. И крепкий и раскидистый. Если что, то с раз­бега, да еще одной ногой оттолкнуться от ствола — как раз уцеплюсь за ветку, а дальше будет видно.

Ох и сложна ты — жизнь в Средневековье. Покажешь зубы — выбьют, не покажешь — загрызут. Причем, как теперь выясняется, в буквальном смысле этого слова. И куды бедному влюбленному журнал юге с металлургиче­ским образованием податься, пойди пойми.