— А зачем же ты,— спрашивает,— эдакую отраву с со­бой таскаешь? Нешто жизнь не мила? Али худое содеять удумал?

—  И сам помирать не тороплюсь, и других на тот свет спровадить не желаю,— ответил я.— А таскаю, потому что мудрецы-эллины в древности сказывали: «Все есть яд, и все есть лекарство — токмо знай меру». Так и с ними. Еже­ли отщипнуть от их шкурки малую толику да смешать в нужных долях с медом, черносливом, лимоном и изюмцем, то они годятся и от сердечных хворей, и от головных болей, и от многих других. Меня же их просил привезти князь Долгорукий. Слыхали про такого?

Тут вновь встрял чумазый, его, как я выяснил, звали Паленым. Наверное, за неровно растущую рыжеватую бо­родку, которая и впрямь выглядела так, будто ее подпа­лили.

—      Я,— говорит,— слыхал. Токмо пошто ты, добрый молодец, в этих местах его искать удумал? Их поместья близ Пскова да Новгорода лежат, так что промашку ты дал, и немалую.

Вздохнул я и снисходительно, как непутевому недорос­лю, пояснил, что никакой промашки нет, а о том, что кня­жеские поместья в тех местах, я знаю и без него. Просто ехал я на Русь издалека, и не один, а с обозом аглицких купцов, а расстался с ними как раз потому, что их путь ле­жит далее в Москву, а мне понадобилось сделать крюк.

—  Стало быть, ты тоже из купцов? — сделал вывод главный бармалей.— А что за товар везешь? Неужто одни златые яблочки?

Имечко у него, кстати, было под стать облику — По­свист. Почти Соловей-разбойник. Говорят, тот тоже был славным свистуном, пока не повстречался с Ильей Му­ромцем.

— А что, разве не заметил ты у опушки пять моих телег с добром всевозможным — пряностями индийскими, сук­ном златотканым да прочими заморскими товарами? —- очень серьезным тоном спросил я у него.

—  Не-ет,— удивленно протянул он.

—  Вот и я тоже... не заметил.— И сокрушенно вздох­нул.

Не сразу, но шутку оценили. Посмеялись слегка и вновь с расспросами. Настойчивые мне ребятки попа­лись. Как репьи.

—  Раз пустой, стало быть, товару еще не прикупил? — Это уже остроносый, которого вроде бы звали Софроном. И успокаивающе протянул: — Ну ничего. На Руси всякой всячины хватает, лишь бы серебра хватило. Прикупишь еще.

Ишь ты, змий лукавый. Рожа самодовольная, а из се­рых, чуть навыкате глаз наглость гак и струится, так и пле­щет. Я эту дрянь неблагодарную пою, кормлю, а ему еще и серебрецо мое подавай. А ху-ху не хо-хо, господин Джон Малютка, или как там звали подручного у Робин Гуда.

—  Нынче по дорогам серебрецо возить стало опасно, особливо ежели едешь один,— отвечаю степенно.— Пото­му мы с князем еще раньше обговорили, что я ему привезу златые яблочки, а он за них одарит меня мехами. Такой вот уговор.—А сам чуть язык не высунул — что, мол, съел?

—  Не боишься, что князь тебя обманет?

Это уже Серьга спрашивает. Его, кстати, из-за нее все так и кличут, хотя настоящее имя Тимоха.

— Ему свое здоровье дороже,— пояснил я,— Яблочек этих князю хватит от силы на пару лет, а коль обманет, кто ему привезет их в другой раз? У нас, купцов, худые вести бегают быстро.

— А что ж ты в другую сторону идешь? — недоверчиво спросил Посвист.— Мы ж, когда тебя заприметили, ты как раз от Старицы брел. Чудно получается.

В иное время я после таких слов подумал бы, прежде чем дать ответ. На этом раздумье обязательно и проколол­ся бы, а тут меня что-то вдохновило, и нужные слова воз­никли сами собой:

— Вот на том благодарствую тебе, Посвист, что дорож­ку указал. У меня ж как третьего дня конь пал, я вовсе с пути сбился, да как на грех и спросить некого. Стало быть, не туда мне, а в иную сторону? Вот уж удружил так удру­жил. И что бы я без тебя делал, а? Ну за такое и выпить не грех.