Книги

Пером по шапкам. Книга первая

22
18
20
22
24
26
28
30

Звонок беспокойства проник в моё сознание, когда наша машинка остановилась в Царицыно, и её водитель по какой-то причине предложил всем выйти и пересесть в стоящий рядом автобус, чуть побольше нашего. Глянул на свои часы и подумал, что теперь для того, чтобы прибыть в Тулу к намеченному сроку, нам лучше всего лететь, а не ехать. Но предложенный нам автобус вряд ли подходил для такого полёта. С первого взгляда на него можно было сказать, что он видал виды и побывал не в одной аварии, настолько обшарпанным и побитым выглядели его корпус и передний бампер.

Просидев в салоне некоторое время в нервном ожидании, не заметив никакого водителя в кабине или около, выхожу, как и другие пассажиры, которых теперь оказалось чуть больше, вижу человека с катушкой билетов на шее, догадываюсь, что он имеет какое-то отношение к нашему рейсу и спрашиваю, когда же отправится автобус и сможем ли мы успеть к двенадцати часам десяти минутам в город-герой Тулу. Мужчина с билетами флегматично сообщает, что отправление минут через пятнадцать, а автобус идёт до Тулы три часа. Стоявший рядом пассажир-пессимист, мрачно поправил: «Хорошо, если за четыре доедем». Возмутившись, показываю билет, где не рукой, а кассой чётко отбито время прибытия. Объясняю, что у меня всё по времени рассчитано. Спрашиваю, на каком основании меня привезли в Царицыно, а не в Тулу, на что получаю столь же флегматичный ответ: «Тут так устроено». Замечательно. А что скажешь в ответ, если так устроено? Не станешь ведь перестраивать, если у тебя другая профессия?

Короче говоря, выехали мы и, прошелестев очень медленно колёсами в целом ряде полуденных заторов, простояв всего десять минут у какой-то заправки, к половине третьего, наконец, добрались до долгожданного города на реке Упа. Это значит, что на дорогу у меня ушло, не буду скромничать, пять часов. Студенты меня, к счастью, дождались, но злоключения моего путешествия транспортом не закончились.

По обыкновению устроившись в гостиницу «Москва», что на железнодорожной привокзальной площади, именно отсюда мне ближе всего к студентам, с удовольствием принял прохладный душ, посетовав на отсутствие горячей воды, о чём заранее оповещало с извинениями письменное извещение о какой-то неполадке, что, правда, не повлияло на стоимость номера, повоевал с комарами, прорвавшимися немедленно в приоткрытое мной окно, застелил приготовленную добрыми хозяевами простынь и мирно проспал до утра. Завтрак, как обычно, был по талончикам в кафе на пятом этаже.

Решил в этот раз маху не давать и при входе в комнату для питания посмотреть, что лежит на тарелках у прибывших раньше меня посетителей. Это было не лишним, так как в предыдущий мой приезд безмолвный официант забыл положить мне фрукты, о чём вспомнил только после того, как я, завершив завтрак, обратил его внимание на то, что на других столах апельсины лежат.

В данном случае апельсинов не было ни у кого. Более того, я не увидел и какой-либо основной еды. У всех лежали булочки и стояли чашки с чаем. Подумалось, что посетители успели поесть главное до моего прихода. Каково же было моё удивление, когда опять-таки безмолвная официантка принесла мне тарелочку с двумя булочками: одна кругленькая маленькая (мне сразу вспомнились школьные годы прошлого века, когда мы любили есть такие булочки по пять копеек за штуку) и вторая, напоминающая рогалик с повидлом. Рядом на тарелочке ломтик сыра и такой же тонкий ломтик ветчины. К ним пристроилась миниатюрная упаковка масла и такого же напёрсточного размера коробочка джема. Полагая, что это только закуска, я немного подождал, но кроме чашки кипятка с упаковкой чая, молчаливая девушка больше ничего не принесла.

Впервые в жизни позавтракав таким странным образом, я прошёл в кухонное отделение и на вопросительный взгляд девушки выразил надежду, что следующим утром завтрак будет нормальным. Ответ не заставил себя ждать: «Будет такой же». Я не поверил своим ушам, когда в дополнение услышал знакомую уже мне фразу «Теперь тут так устроено. Все жалуются, но мы подаём только то, что нам дают».

Тут так устроено. Какое-то магическое выражение, против которого, как говорится, не попрёшь. Но я решил всё же возразить и, извините за грубоватый каламбур, «попёрся» к директору гостиницы. В приёмной никого не оказалось, я ткнулся в приоткрытую дверь, узнать здесь ли сидит директор. И опять не поверил своим глазам: моложавый мужчина, полулёжа в кресле, запрокинув обе ноги на стол, разговаривал с услужливо сидящим рядом сотрудником. Заметив, что я не собираюсь тут же уходить, «косящий», как говорят, под американский образ жизни хозяин кабинета, нехотя, скинул ноги на пол, принял протянутую от меня в подарок книгу (я люблю дарить при знакомстве свои произведения), глянул в удостоверение журналиста (его я тоже ношу всегда с собой на всякий случай) и без тени волнения выслушал мои претензии по поводу скудного завтрака, с которым, как я сказал, впервые встретился за многие годы российских и зарубежных командировок.

Не стану цитировать дословно ответ современного руководителя, суть которого сводилась к тому, что посетители всегда недовольны, что бы вы им ни давали, многие бывают в Европе и хотят есть по европейскому стандарту, подаваемый теперь в гостинице завтрак называется континентальным. Директор даже показал на компьютере фото такого завтрака. Возражая, я напомнил, что мы живём в России, а потому хорошо бы придерживаться российских традиций, одна из которых отражена в высказывании «Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу». То есть утром надо хорошо поесть, чтобы набраться сил для работы, в обед поддержи себя едой поменьше, а в ужин старайся вовсе не есть, чтобы не нагружать желудок перед сном.

Оппонент мой настаивал на том, что в Англии, например, вообще почти не едят во время завтрака, ограничиваясь чашкой кофе и бутербродом с ветчиной. При этом собеседник забыл, что у тех же англичан существует ещё и второй завтрак – ланч, который далеко не так скромен, традиционный чай в пять часов вечера, затем обед и ужин. Словом, совсем не так, как принято в России. Но мне пришлось напомнить и другое, поскольку самому доводилось бывать и в Европе, и в других странах, что почти везде в гостиницах переходят на питание по принципу «Шведского стола», когда посетители сами себя обслуживают, выбирая с открытых прилавков, кто что хочет и сколько хочет. Такое обслуживание мы встречаем уже и в России.

Директору явно трудно было со мной спорить, поэтому он привёл, как ему, наверное, показалось, совсем убойный аргумент в свою пользу, заявив, что у него бюджетная гостиница, где платят за номера пятьсот-восемьсот рублей, а завтраки даются вовсе бесплатно.

«Неужели? – удивлённо воскликнул я. – За мой номер я плачу две тысячи рублей в сутки, и не говорите мне, что мой завтрак даётся мне бесплатно».

Крыть директору было нечем, и я поспешил завершить бессмысленную беседу, поскольку не собирался снова опаздывать к студентам. Но в любезно предоставленной мне дежурной по этажу анкете оставил свои комментарии относительно завтрака, указав, что те посетители, которым нравится континентальный завтрак, могут спокойно получить его в Европе, а в России даже иностранцы хотят знакомиться с русскими традициями, а уж сами русские к ним не только привыкли, но и любят.

Вот когда мне хотелось бы сказать: «Тут так устроено», да не могу. Нет уж того, что было ране. Когда-то народное вече выбирало себе вождей. От их духа свободы в России родились советы народных депутатов. И колхозники в их работе принимали участие, и рабочие, и доктора, и учителя. В нынешней думе (парламент по-иностранному) был некогда один рабочий человек, как бельмо в глазу, да и тот недолго продержался. И какое теперь народ вообще имеет значение в этом отношении? Все гадают, кто будет новым президентом: тот, что сейчас у руля или тот, что был раньше? Никто при этом не говорит «кого мы выберем?». Так вопрос не стоит. Предполагаемые два претендента заявляют во всеуслышание: «Мы договоримся», то есть причём тут народ со своими желаниями? А ещё говорят, что выборы даже не от них зависят, а оттого, кого выберет Америка. Неужели действительно всё теперь тут так устроено, что куда ни кинь, всюду клин? А доколе – я спрашиваю, – тут так будет устроено?

«Советская Россия», 9.07.2011

Алчность частная – смерть государственная

Грустная реплика

Позвольте, я начну с истории да не нашего государства, а потом разберёмся, почему я это сделал.

Пятого ноября 1962 года в норвежском посёлке Нью-Олесун, находящемся на архипелаге Шпицберген почти в тысяче километрах от самой Норвегии в шахте, где добывали уголь, произошёл взрыв, унёсший жизни двадцати одного шахтёра. Резонанс, вызванный невыполнением условий техники безопасности, что привело к гибели людей, был настолько велик, что премьер-министр страны Эйнар Герхардсен вынужден был подать в отставку вместе со всем кабинетом министров, а шахту закрыли навсегда. Теперь в посёлке много лет работает международный научный центр.

К чему я это вспомнил? В советские времена в стране существовало негласное, но очень жёсткое положение: если на предприятии погиб человек (говорили проще – есть труп), руководителя предприятия увольняли с работы. Государство серьёзно карало за людские смерти.

А что сегодня? Перевод производства на частные рельсы распахнул ворота алчности, главной целью которой является прибыль любой ценой, в том числе ценой удешевления средств безопасности и соответственно увеличения человеческих жертв.