Я держу в руках этот подарок и не могу вымолвить ни слова. 

Потому что от такой незаметной заботы встаёт ком слёз в горле. 

И вдруг становится страшно. 

Страшно, что этот невероятный парень поймёт, что я не такая прекрасная принцесса, какой он меня вдруг увидел. 

Страшно, что он разочаруется во мне и просто исчезнет из моей жизни. 

Как и его забота, которую я принимала с трепетом и слезами на глазах. 

Как и его тихий смех. 

Как и его тёплые объятья за спиной, когда мы смотрим, как садиться солнце. 

Я перевела взгляд с подарка в своих руках на Гереха, чьё лицо сейчас было напряжено, и, впихнув шарф и шапку ему в руки, поднялась с постеленного на холодную землю одеяла и, не сказав ни слова, бросилась бежать. 

Бежать от своих мыслей. 

От своих страхов. 

А потом вдруг замерла, подумав о том, каково Гереху, который никогда не знал любви и заботы. 

Каково моему мужчине, когда я начинаю показывать свою гордость и свои страхи. 

Медленно обернувшись, с горящими от стыда щеками, побрела назад к парню, который продолжал сидеть на траве и вертеть в руках подарок. 

Я нерешительно, смущаясь, села на край покрывала, забрала из его на удивление холодных рук шарф и шапку, цепляя пальцами его ладони. 

Натянула на голову шапку, чувствуя, как ушам становится теплее, и обмотала шарф вокруг шеи, тут же пряча в него покрасневший нос. 

— Спасибо, Гер, — я встала на колени между его разведённых ног, прижимаясь всем телом к его торсу, — теперь они будут меня греть, когда тебя нет рядом. 

Я обхватила руками родное лицо и прижалась губами к тонким губам, которые тут же с жадностью стали отвечать на мой поцелуй. 

И я поняла, что он испугался. Испугался, что я вот так уйду. Оставлю его сидеть одного посреди пустой поляны. Как это сделали его родители двадцать лет назад, когда бросили его одного на пороге детского дома. Когда оставили его выживать в этом холодном мире. 

Я не говорила ему ни слова о любви. Не шептала на ухо нежности.