Выбраться из палатки было несложно, никто её не охранял — либо не удосужились об этом подумать, либо ребенок в их понимании не представляет опасности. Вокруг бушевала метель, и на снегу были видимы еле заметные отпечатки ног, схожие с размерами следов толстяка, которые он оставил внутри шатра. Накрывшись шкурой белого медведя, я, не выпуская из одной руки шило, а другой, придерживая шкуру, пригибаясь, пошел по следам.
Было страшно, и не только от того, что повсюду слышался рев великанов, или вой ледяных волков, но страшили и мысли, что возникали постоянно в моей голове. Тебя поймают, тебя убьют, всё это мелочи по сравнению с тем, что я видел на столбах, которые встречались на моем пути. На них весели люди, и мне казалось, что я их узнавал, но из-за того, что буйствовала метель, и они были уже разделанные как туши свиней, я не мог точно определить, что это именно люди с острова Крутой рог. Мне безумно везло — ледяные волки были, как будто отключены, и когда я видел их, то они не реагировали на меня. Редкие дозорные также не особо ждали, что внутри лагеря может быть кто-то посторонний. Они не были идиотами, просто они были вымотаны сражением и сейчас отдыхали. От некоторых шатров из шкур доносились крики раненых, у некоторых лежали замёрзшие тела воинов северных народов
Идти мне пришлось недолго, следы оборвались у небольшого шатра, из которого доносились крики.
− Послушай меня, подстилка! Скоро ты будешь радоваться членам, и будешь счастлива, что тебя имеют, а не пытают! Нет больше ни родных твоих, ни твоих друзей, ты теперь сука, у которой только одно назначение. — Звук хлёсткого удара был слышен даже за шатром. — Я научу тебя покорности, сегодняшнюю ночь ты моя подстилка.
Проникнуть в шатер бесшумно, не привлекая внимание, было сложно, так как я изо всех сил сдерживал ярость, что полыхала в моем маленьком теле. Сжимая два своих шила в руках, я был готов ринуться в бой сразу, но у меня разум был не восьмилетнего ребенка. Мне везло, сказочно, но о ни каком бое на равных с магом льда, не могло быть и речи.
Большой шатер напоминал помойку — повсюду были грязные шкуры, воняло страшно, но это меня не волновало. В свете небольшой лампы на куче шкур, с моей сестры срывал одежду толстый урод, что скинул с себя одежду и не замечал ничего вокруг себя, кроме Астрид в цепях. Она не кричала, её рот был заткнут кляпом, руки были связаны, на её лице были видны следы ударов, а по щекам текли сплошным потоком слезы.
− Сладкая, невинная, рыженькая. — Роняя слюну проговорил толстяк. — И ты моя! На всю оставшуюся ночь! Я буду первым!
Он кинулся облизывать тело моей сестры, а я уже был позади него, слегка возвышаясь — я смог пройти через весь шатер незаметно и теперь готовился двумя ударами убить урода. Астрид меня увидела, в её глазах вспыхнула надежда и счастье, а я нанес удар.
Шило вошло в шею на всю длину, я рванул его в сторону, рассекая и разрывая артерию, из которой хлынула кровь прямо на лицо Астрид. А второй удар был направлен в шею сверху, между позвонков, толстяк сам рванул вверх, разрывая себе горло и насаживаясь на шило, что проскользило между позвонков. Пару секунд, и все было кончено, в полной тишине никто не произвел ни единого звука. С трудом сдвинув толстяка с сестры, я увидел её всю в крови и в шоке от произошедшего. Да, ей не позавидуешь, бояться, что тебя сейчас изнасилуют, а потом смотреть, как этот урод умирает и заливает тебя кровью.
− Астрид, только не кричи. — Сказал я, вынимая из её рта кляп, и начиная развязывать путы, которыми она была связана. — Нам надо уходить, ты знаешь где мы?
− В ловушке. — Ответила она, как только я развязал её, и она начала быстро стирать с себя кровь. — Это огромный айсберг, который теперь возвращается обратно в бескрайние ледяные пустыни. Отсюда не сбежать.
− А мы все равно попытаемся. — Проговорил я. Заметив большую корзину у входа я заглянул в неё и обнаружил камень. — А это что?
− Яйцо голубики, урод принес, чтобы я смотрела, как на рассвете тебе будут перерезать глотку. — Ответила мне Астрид, уже полностью одетая, она нашла нож толстяка и повесила себе его на пояс. — Мы должны забрать его с собой.
− Дура! Нам его далеко не унести. — Проговорил я на эмоциях, вновь чувствуя подъем сил как тогда. Я пытался успокоиться, лихорадочно думая о том, как сбежать с айсберга. — Здесь должны быть ещё пленники, их мы тоже возьмем с собой?
− Их нет, а яйцо я сама понесу. — Тихо проговорила Астрид, и я вновь взглянув на её холодное лицо, удивился тому, как при несхожести внешне, она может мне так сильно напоминать Миуюки.
Сокрытые белой медвежьей шкурой, под прикрытием метели, мы смогли выбраться из лагеря незамеченные. И что было сил бежали в ту сторону, где, как сказала сестра, она видела недалекий берег от айсберга, и где было пару небольших кораблей и множество лодок. Её не лишали сознания, как меня, и поэтому она хоть что-то знала о том, где мы находимся и куда идти.
Бежать куда глаза глядят в метель двум детям, по следу которых пойдут следопыты, совершенно точно было глупостью. Я это знал, и понимал страшную истину, что мне, возможно, придется сделать непоправимое, а именно не дать Астрид вновь попасть в плен. Но знал я и другую истину, за нами идут, Миуюки пройдет пол мира, но найдет своих детей и будет она не одна. С ней будет здоровяк в черных доспехах. Я не верил в то, что они умерли, толстяк сказал это Астрид, чтобы помучить её. Но промозглый ветер и тяжёлая ноша говорили нам, что мы быстрее сдохнем, чем встретимся с семьей. Но все равно мы умрем свободными, а не в плену.
Метель, сугробы, леденящий ветер — мне казалось, что нам конец, и когда на рассвете я увидел огромный силуэт темной фигуры, бегущей на нас спереди с огромной дубиной в руке, я понял вот она смерть. Я увидел, как Астрид достала нож толстяка и направила лезвием в район своего сердца.
− Давай умрем, сражаясь, и если только не будет выхода…… — Попросил я её, не став заканчивать и так понятную мысль.
− Но нам не справится с великаном! — Прокричала она мне в след, так как я бежал на великана, держа в своих руках единственное оружие, что у меня было — мои шила.