Я не мог на это смотреть. Я обратился к другим специалистам. Но она отказывалась с ними разговаривать. У нее начался бред. Она требовала свои таблетки, и если кто-то пытался ей объяснить, что можно преодолеть это без лекарств, она… посылала его на три буквы. Один раз я пытался ее отвезти в больницу насильно, и она превратилась в другую…

Миша проглотил ком. Выпил воды из стакана на столе, поставленного там специально для него. Рядом стоял стакан поменьше, для Тимки, полный до краев.

– Это возникло, как торнадо, и оно прошлось по всей квартире. Она сломала все, что нашла. Она пыталась выбить окна. Мне пришлось ее усмирить. Пришлось ее закрыть в комнате. Я не хотел ее связывать. Она кричала, называла меня грубыми словами. А даже я таких слов никогда не слышал. Голос ее стал низким и хриплым. Ее как будто подменили. Я вызвал скорую, но они сказали, что это не к ним. Они сказали, что мне надо в психиатрию. Они сказали, что моя жена – сумасшедшая!

Миша чуть не кричал. Он заметил это и понизил голос.

– Я сделал ужасную ошибку. Пока я соображал, как помочь моей Вике, мне самому нужна была помощь с Тимкой. Я не мог следить за маленьким Тимкой и за своей спятившей женой. Ему тогда уже было уже четыре года. Все это сумасшествие тянулось годы. Но вы должны понять, что она долгое время скрывала от меня эти боли. Она долго сидела на таблетках. И я долгое время даже не знал о них. Выяснил случайно, когда нашел пачку на холодильнике на кухне.

В общем, мне нужен был помощник, и я позвонил ее матери. Моей теще. Это было моей ошибкой. Она примчалась тут же. Стала обвинять меня, что я довел ее дочь, что я ей все запрещал, что я Вику затравил. Проклинала меня, ревела похуже сумасшедшей, которую я запер в спальной. Теперь в моем доме было две сумасшедших и я с сыном.

Но теща и правда помогла. Только своим изощренным способом. Она накормила Вику таблетками. Своими таблетками. Дала ей столько, сколько та попросила. И когда ко мне приехали действительно настоящие специалисты – по крайней мере, я на это надеялся, – она уже была мертва. Умерла от передозировки.

Миша рассчитывал, что он заплачет, он ведь так и не сходил к психотерапевту, чтобы высказать все, что у него накипело. Но глаза оставались сухими. В них была холодная ярость. Он ненавидел свою тещу. Он проклинал ее. Его кулаки сжались, ногти впились в кожу. Зубы скрипнули. Он представил, как руки обхватывают тонкую шею этой тупой старухи, которая носила девичью фамилию его жены.

– Она обвинила во всем меня. Подавала в суд. Но ничего не смогла доказать. Но зато с каким рвением она обвиняла меня! Слюной изошла, как бешеная псина! – закричал Миша. Он тяжело дышал. Потом посмотрел на доктора Витязя. – Извините.

Он попытался разжать кулаки. Получилось. Выпил еще воды, расплескав немного на штаны.

– У вашего сына были такие боли? – спросил доктор.

Миша отрицательно покачал головой.

– По крайней мере, он мне ничего не говорил.

Доктор назначил им встречу на следующей неделе. И записал на прием не только Тимку, но и Мишу. Он сказал, что подготовит необходимые рекомендации, а пока посоветовал взять отпуск и не оставлять сына не на секунду, быть с ним, говорить с ним и постараться выяснить, считает ли Тимка себя виновником трагедии.

– Если выяснится, что он считает себя виновным, то попытайтесь простым языком объяснить, что его вины нет, постарайтесь разговорить его, чтобы он вышел из этого замкнутого состояния. В нем может забродить горе, и оно может вырасти в нечто большее, что укоренится в его сознании. Не позволяйте этому случиться. Попробуйте съездить на зимний курорт, покатайтесь на лыжах. Надо его растормошить, заставить двигаться, физические упражнения очень полезны, но не наседайте на него. Постарайтесь заинтересовать, но не принуждать.

С полной головой мыслей и с молчаливым сыном Миша вышел из платной поликлиники.

На следующий прием они так и не пришли.

Дом остывал, как мертвое животное. Температура не поднималась выше семнадцати градусов. Все окна были закрыты, отопление стояло на максимуме. Но тепло все равно исчезало. Будто что-то его высасывало. Будто где-то открылась дыра в преисподнюю, откуда в дом проникал адский холод.

– Зачем ты снимаешь эту халупу, – спрашивал Тошик, – да еще так дорого. Я вот нашел в центре дешевле квартиру. Поменьше, но зато не воняет, и хозяйка помоложе. Не то что твоя старая карга, такой даже не присунешь. А с этой можно замутить и скидочку получить.

Тошик постоянно жаловался на сырость, и Миша стал замечать, что в доме действительно стало сыро. Хлеб портился за один день, покрывался сначала зеленью, а через пару часов – черными пятнами. Эта плесень появилась и в ванной, и в туалете. А вскоре и на кухне, и в прихожей. За ней потянулись пауки и такие маленькие серые червячки, которые быстро убегали, когда включался свет. А однажды он увидел на стене на кухне огромную сороконожку, от вида которой Мишу чуть не стошнило.