– Ну ясно, – вздохнул на это Франк, уточнил, будет ли Нарид жив, и, махнув на все остальное рукой, велел действовать по плану: провести проверку местности, а потом уничтожить планету, быть может, найти следы того ИИ.
Он еще раз посмотрел на новости о Финрере, убедился, что для того сделают все возможное, усмехнулся отчету о трагедии в совете, нашел того, кто займется расследованием, а потом вызвал к себе врача.
– Все, я готов нормально лечиться, – объявил он, снимая браслет связи.
Он назначил ответственных за все важные дела, знал, что они справятся, запросил себе Люкса, который, по его мнению, больше не нужен в академии наук, и мог спокойно позаботиться о себе.
– Это хорошо, – сказал ему Николас Форд, но тут же нахмурился, потому что в палату зашел парень в военной форме с какой-то коробкой. – И это вы называете лечиться?
– Это не мне. Это вам, – сказал Франк с горечью в голосе, а потом кивнул, давая понять, что коробку надо отдать врачу.
Николас хотел спросить что это, но коробка была приоткрыта, и он увидел в ней потрепанный блокнот, который сразу узнал. В нем Дориан делал записи еще со времен подготовки к университету. Он записывал там всякие интересные случаи. От одного вида этого блокнота у мужчины навернулись слезы.
Он открыл коробку не в силах уже спросить.
– Это вещи, которые были у Дориана Форда во время задержания, – пояснил Франк. – Ваш сын не виновен. Данные о нем восстановлены, а акт о посмертной реабилитации скоро будет вами получен.
Николас вздрогнул, глядя на него испуганно.
– Мне жаль, но Дориан погиб вчера на ЗиПи3, – не таясь, сказал Франк, а Николас не ответил. Он просто поставил коробку на стол и тихо заплакал – впервые с того момента, как узнал об аресте сына. Заплакал, тихо шипя от боли, которую он терпел целый год, боясь верить, что его сын преступник.
«Спасибо», – хотел он сказать Франку, но не мог, просто обещал ему мысленно, что обязательно поставит его на ноги, как можно быстрее, ради врачебной чести семейства Форд.
* * *
Берг сидел в палате Карин и смотрел очередной выпуск о ЗиПи3. Сегодня должны были взорвать эту планету, и он хотел это увидеть.
Звук у передачи был отключен, потому что Карин спала, а он не хотел ее будить, хоть и боялся оставить одну. Врачи утверждали, что ей едва не изменили мозг, но процедура была нарушена, и все изменения обратимы, нужно только соблюдать лечение.
Он ничего не повредил ей, вырывая пластину, но шрам над ухом у нее все равно останется, и на службу она уже не вернется. В отличие от Берга, который решил уйти сам, ее комиссуют за потенциальную психологическую нестабильность или что-то в этом роде.
Берг махнул рукой на эти определения, а еще совершенно игнорировал факт существования собственной палаты. Он почти все время сидел здесь у Карин. У него было сломано ребро, по спине расползались кровоподтеки. Гематомы от падения с крыши крейсера сходили очень медленно и постоянно ныли. Врачам не нравились его отбитые почки, а еще какие-то токсины в его организме, но он только кивал, соглашаясь на все, и говорил с Карин, когда той разрешали просыпаться.
Она все помнила, даже то, что в ее теле делала Зена, а еще с большим трудом отделяла свои мысли от ее, но обещала себе, что со всем справится, и очень старалась.
Берг больше ее не ревновал, сидел с ней, говорил с ней, но для него было естественным, что она принадлежит другому. Он не смотрел на нее, как на девушку, просто она была кем-то родным, кем-то таким же важным, как Оливер Финрер.
– Берг Дауман? – снова уточнила у него медсестра, заглянув в палату.