Что-то заставило его неистово ласкать себя, оторвав руки от Северуса - Гарри не хватало воздуха от обуявшей его страсти, так небывало хорошо ему было. Но хотелось, чтобы стало ещё лучше, а для этого нужна боль. Ему захотелось причинить себе боль, но он никак не мог придумать, что бы сотворить над собой.

Наконец, он пребольно ущипнул себя за соски, уже и без того затвердевшие. Боль пришла, но она оказалась… ненужной, незваной… не той. Нужна была боль резкая, обжигающая, кровь, наконец… Гарри только тихонько вскрикнул, но всё происходило там, внизу, где над его членом старательно работал его любимый, доставляя такое удовольствие, которое не сравнится ни с одной дрочкой.

Ему, Гарри, впервые в жизни отсасывали! Так это делали старшекурсники, сначала более старшие, а потом и ровесники Гарри, в душевой или в туалете. Даже Рон, и тот отсасывал Шеймусу Финнигану. Только Гарри все обходили стороной, как зачумлённого. Ну, что вы, он же - Избранный, дери его Мордред! Якшается с сальноволосым ублюдком Снейпом и с оборотнем Люпиным - а от студентов не укрылась эта особенность Ремуса, а ещё он любимчик самого Директора. Так и не вылезает из его кабинета и вечно знает пароли. Вот пусть ему Снейп и отсосёт, если, конечно, Потти не сблюёт от отвращения прямо тому на грязные патлы. А Снейп даже и не заметит, что грязи на волосах прибавилось!

И Фортуна исказила события их жизней таким извращённым образом, что Снейп оказался с разницей в возрасте со своим бывшим студентом всего в два - четыре года, причём оказавшись младше. Говорил о его возрасте, тогда тридцатилетнем или чуть меньшем когда-то, ещё до похода Квотриус. А после похода отощавший Северус выглядел в мутном, медном зеркале ещё моложе и знал об этом. После попытки Квотриуса умереть он помолодел лет до восемнадцати - двадцати, чем вызвал почти искреннее удивление Сабиниуса Верелия - отца семейства - во время заочной помолвки, совершённой не по ромейским обычаям, без присутствия невесты.

Теперь же Северус впервые ощутил прилив такой нежности, которой не испытывал даже в минуты ласк, таких упоительных ласк после многократных соитий с Квотриусом. Впервые ему хотелось ласкать не «в ответ», не «в благодарность за», а просто так, ни за что. Только, пожалуй, за одно - за то, что есть на свете невинный юноша Гарри Поттер. И его член твёрд и напряжён от его, Северуса, ласки.

Этот пенис был слаще медового пирога, слаще лесного мёда, но Северусу впервые в жизни по душе пришлась сладость. Правда… было ещё одно исключение из общей неприязни сладкого зельеваром - семя брата, Квотриуса, сладчило и весьма ощутимо. Для Северуса же не было большего наслаждения от ласк, до или после соития, а иногда - и вместо, нежели вкусить спермы возлюбленного, нежного, такого всё остро чувствующего названного брата.

Но сейчас - все мысли прочь, за блок, сразу, без выкидонов, третьей степени сложности и защиты, все мысли о ком-то или чём-то, кроме ощущения этой прельщающей сладости. А ведь… внутри Гарри должен быть таким узким и горячим, таким узким. Даже две серьёзных попытки изнасилования обошлись для Гарри только моральными травмами. Но он, в то время сущий дикарь, заедал «боль волос и жопы» жирной холодной бараниной, с благодарностью глядя сначала на «благородного хозяина», потом - «прекрасного воина», и уже вскоре - просто «прекрасного Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ».

Как же быстро Гарри влюбился в «тот-кто-делает-навыворот», не его красивого брата, а в него, не слишком-то уж и красавчика, если сказать правду, Сева! И как долго подспудно развивалась ответная любовь Северуса к юноше, пока в одно прекрасное и одновременно, ужасное для них обоих, но каждому - по-своему, утро, не расцвела тогда ещё неясно каким цветком.

Теперь же понятным, принятым и уже родным - махровой чайной розой без шипов. Северус помнил о «пути их, усеянном розами без шипов» и какими-то диковинными цветами, «обагрёнными кровью невинности», долженствующими услаждать взор их и обоняние и внезапно вспомнил весь отрывок из «Истории Хогвартса» на арабском:

«Бисмилла ир-Рахман ир-Рахим.

И изрёк устами дивными к сладким лобзаниям зовущими кудесник тот прекрасновласый с очами чёрными в них же серебристым светом плещущимся чудесными неповторимыми да будет иншалла Гарунд-ибн-Джеми любовью моею ибо воистину прекрасен лик его младости и несверлёная жемчужина есмь он да будет он принадлежать мне во славу Мерринэ мир ему кудесника непревзойдённого ужасающего и карающего но милостивого к любящим и стало по слову кудесника черноокого и счастием во имя Мерринэ великого мир ему преисполнен был путь их любови великой и розами усеян без шипов и иными цветами многими чудеснейшим ароматом услаждающими обоняние их и прелестью неизъяснимой лепестков своих обагрённых кровью невинности дарующих наслаждение взорам их…»

И так Северусу показалось это уж излишне слащаво, с этими восточными выкрутасами, что непрошенная сладость затопила его рот, и он почти выплюнул сокровище Гарри изо рта, так и не завершив кропотливой работы над ним. Гарри ойкнул, как он обычно делал, допуская ошибку в родном, что было очень редко, или, чаще, латинском языках, и прикрылся рукой, а потом, как был, в пенуле Северуса, так и залез под покрывало и отвернулся носом к стенке.

Глава 20.

Снейп только-только пришёл в себя после нахлынувшего, сводящего челюсти от излишка сладости воспоминания, и понял, что с Окклюменцией плохо не только у самого Гарри, но и у находящегося рядом с ним. Значит, с посторонними мыслями нужно бороться силой воли, ведь ему, Севу, не занимать её.

Северус тотчас решил замять возникшую, мягко говоря, неловкость, новыми поцелуями, ласками и продолжением начатого и почти доведённого до фонтанирующего, он был уверен в этом, финала, если бы тот состоялся. Да Квотриус уже три раза бы за это время… таких интенсивных ласк кончил. Но он имеет опыт, а, впрочем, какой уж это опыт у Северуса с Квотриусом - менее трёх месяцев по-настоящему вместе! Но названный брат и в самый первый раз, тогда, на прокопчённой кухне кончил так быстро, насколько позволяли ласки Северуса, специально медлительные.

Это древняя страстная кровь его родителей бурлит в возлюбленном брате, у Гарри же - не кровь, а водица, как у простого англичанина. Не в пример самому пылкому и страстному Северусу, в чьих венах какая только кровь не играла, ведь бабушка - арабка и матушка - француженка так просто, «даром» не проходят. А сколько было иноземной крови до них! Целое море, и всеразличной!

Семейство Джеймса Поттера, не к близящейся ночи будь помянутым, было обыкновенной светской фамилией со всеми вытекающими - холодностью, раз один ребёнок в семье, и это у чистокровных-то магов, славящихся плодовитостью, и дурным воспитанием наследника, на которого и отцу, его зачавшему, и матери, его родившей, было глубоко и высоко плевать!

А о семье Лилиан Эванс можно с уверенностью сказать, что она была лишь только благовоспитанной, но заурядной, обывательской, ничем, кроме дочери - ведьмы не отличавшейся от десятков, если не сотен тысяч таких же простых маггловских британских семейств без роду и племени.

- Ну, что ты, мальчик? Что уж такого случилось, чтобы ты так обиделся на меня? Ты же не знаешь, как правильно делают минет, а я…

- Я тоже знаю! Вернее, я много пальцев раз видел, как… это делают! Быстро. Один палец - раз, два пальца - два, три пальца - три, и готово!