- Хватит! Не желаю даже говорить об этих розовых соплях!

- Ну и встречайте счастливое Рождество в одиночестве, Поттер!

- А… А когда оно наступит, Северус, разве ты… не будешь со мною?

- Сегодня вечером - Сочельник, а ночью… Ждите себе рождественское чудо… в собственное удовольствие! Вы же умеете доставлять его себе, вот и занимайтесь рукоблудием, покуда член не распухнет!

Да оставайтесь-ка Вы лучше девственником до тех пор, пока для Вас не найдётся соответствующий… извращенец. Но им буду не я. А ещё лучше - найдите себе в «нашем» времени хорошую девушку, женитесь на ней, заведите детей, да побольше. Эту дурь Вы навсегда забудете, как только мы переместимся во времени. Отныне мне с Вами не о чем говорить. И трапезничайте в одиночестве. Видеть Вас не желаю.

Северус нарочито говорил оскорбительные и просто обидные для Гарри слова. В его сердце по-прежнему жила любовь всепрощающая. И, да, если Гарри будет сейчас настаивать на осуществлении своих… странных желаний, Северус уступит ему. Слишком сильна его любовь к Гарри, и не гордится она. Пусть он пойдёт против своих принципов - он сделает всё, чтобы Гарри, его любимый «нежный юноша», был счастлив наяву, а не только в фантазиях.

Но Гарри не стал настаивать. Он просто надулся, как мышь на крупу, завернулся поплотнее в покрывало, под которым лежал, ожидая Северуса, совершенно нагой. А для него это было верхом разврата - полностью обнажиться, хоть и было холодно. Но ради соития с Северусом, любимым на что не пойдёшь!

- Я приду… вечером, Гарольдус. И принесу Вам подарок на Рождество. Я не настолько жесток, каким, верно, показался Вам. Мои слова… Словом, я перегнул палку. Простите, мистер Поттер.

- Я - Гарри, Гарри твой Гарри, о прекрасный мой, недоступный, такой ледяной, словно пронизывающий северный ветер, Северус.

Поттер, желая задобрить профессора, произнёс это без ошибок на латыни.

- Северный ветер? Гарри, признайся, ты общаешься… ментально с… Квотриусом?

- Конечно, нет. Какой же из меня легиллимент? Ты же знаешь мои способности в этом искусстве, подвластном здесь только вам обоим, Северус.

- Но я просто подумал, откуда у тебя это сравнение меня с северным ветром, как не от Квотриуса. Ведь именно он назвал меня так впервые, ещё в походе, когда северный ветер в конце сентября не казался таким злым, но был иногда и желанным. Ты же назвал меня прозвищем этим, когда уже обидно звучит оно, ведь стоят такие холода. И вдруг: «Северный ветер». Объясни мне, Гарри, что ты хотел сказать, называя меня так, а не как-то иначе?

И Гарри решился, он откинул покрывало и предстал перед Северусом во всей блистающей чистоте. Чистоте кожи, чистоте нетронутого тела.

Северус охнул и бросился к Гарри, рывком поднял его на руки с ложа и закрутил по комнате, целуя в, оказывается, заплаканные глаза. Северус, говоря с Гарри, не смотрел на него - он стыдился тех слов, что произносили его уста вопреки желанию сердца, многотерпеливого, смирившегося с причудами любимого.

Они стояли посреди комнаты и целовались, страстно, взасос, играя языками, смыкая их и разъединяя, чтобы снова, как до… попытки суицида, совершённой Гарри, изведать все прелести ртов друг друга, а затем снова сплестись в любовной жажде, охватившей обоих. Северус снял с себя пенулу и натянул её на Гарри, чтобы тот, стоящий, в чём мать родила, посреди выстуженной комнаты, не замёрз.

Хотя у… Квотриуса были всегда распахнуты ставни, но они так горячо любили друг друга, что им было не привыкать к стуже в опочивальне. Но так было только поблизости от Квотриуса, в остальное время зельевар нещадно мёрз. Даже одевшись, сидели они на домашнем тканом половике, заваленном волчьими шкурами, и курили тоже при открытых окнах. Пепел они теперь стряхивали в созданную Северусом из хранившейся Квотриусом в память о море ракушки пепельницу. Он только и сделал, что увеличил её и «покрыл» лаком. И профессор не мёрз, покуда рядом был его возлюбленный брат. С Гарри же было холодно. Очень.

- Погладь меня… там.

- Не-э-т, я сделаю куда более приятное для нас обоих.

Почувствовав, как напрягся член Гарри, Снейп опустился перед ним, опешившим, на колени и нежно вобрал девственную плоть в рот. Он начал медленно, почти до сумасшествия неторопливо посасывать её. Гарри обхватил голову Северуса руками и прижал к своему телу, тая, изнемогая, желая всё большего, впервые отдаваясь такой небывалой, несбыточной, казалось бы, ласке. Он даже не додумался бы, что Северус, его любимый, сделает для него, Гарри, такое.