Глава 89.

… Что и как нужно делать, чтобы им стало сказочно, чарующе, небывало прекрасно, как никогда не было Северусу с Куотриусом, по излишнему самомнению мистера Поттера.

Он стал двигаться размашисто, то входя в уютный, узкий, горячий вход, распаляющий естество, то покидая его, возвращаясь с большим размахом.

- Любимый мой, прошу, не сдерживай свой пыл. Неужли не по нраву тебе любовь моя совсем, хоть и неумелая, но… словом, от всего сердца? Не верю, ведь застонал же ты, но столь глухо. Кричи же, осчастливь меня ты возгласом наслаждения превеликого!

Отдайся страсти, уж больше месяца прошло с… молчу я, умолкаю…

Вот же, разве не воспеваю я тебя движениями тела, нам принося желанный сердцу жар? Ведь я в тебе живу, поверь мне только, в той сердца половинке, о коей говорил ты мне давно!

Иль нет мне больше места в нём, живом биении сердца твоего?! Всё кровью обливается оно? Всё плачет?

Хоть и люблю тебя, люблю безбрежно, безгранично, словно на море в штиль, как видел я по ящику тому, что магглы телевизором зовут, ещё у Дурсли…

С тобою мне надо быть подобно птице, совокупляясь с птицей!

- Узри же море! Ты его не видел, я же много раз, просиживая часто вечера, покуда не стемнеет вовсе, у кромки вод, столь нежно, жалобно шуршащих галькой и ракушками…

Я дарю его тебе сейчас! Мы пролетим над волнами столь низко, что пеною морской солёной обагримся с головою! Не бойся моря ты, пучин превеликих сих, громадных.

А, хочешь, мы нырнём в него, водою окатившись, словно птицы водоплавающие? Там, в водах моря голубого познаем вновь, как дивно вместе нам!

И перед взором Гарри вдруг предстали образы двух белых птиц с длинными, красиво изогнутыми шеями, с крупными, белоснежными телами. Он никогда не видел лебедей. В зоопарк его Дурсли после того случая с питоном не брали. Кроме злополучного общения со змеёй Гарри ничего и не запомнил.

Порою на Озеро прилетали эти царственные птицы, но так случилось, что Гарри не удалось увидеть их. А Северус передал любимому посредством контакта с его разумом картину безбрежного Северного, тёмно-сине-серого моря, и лебедей на нём.

Вот неведомые, прекрасные птицы забарабанили сильными лапами по воде, словно разбегаясь по волнам и пенным гребням, оттолкнулись и взлетели, мерно рассекая воздух большими крыльями. И Гарри, словно он одна из этих птиц, услышал, как гудит воздух, рассекаемый мощной грудью белой птицы. Под ним и Северусом, ведь никто другой не мог быть второй птицей, простиралось бескрайнее море, лишь у горизонта сливавшееся пенными холмами с сумеречными небесами. Был облачный вечер, и Гарри пожалел, что не увидит глазами прекрасной птицы солнца. А как бы хотелось этого!

Тотчас прямо над морем на горизонте, словно по волшебству, а это оно и было, облака расступились, выглянуло прекрасное, закатное, налитое золотом и багрянцем светило. От него по бурунам пролегла дорожка солнечного света. В ней стало ещё заметнее, как бурлит море, но Гарри не было страшно.

Полоса света, последний луч заходящего за бескрайний морской горизонт солнца скользнул по их с любимым оперениям, и птицы на миг стали золотыми, залившись светом. Гарри был одновременно везде, и двигаясь в Северусе, не выдыхаясь, и черпая из картины с птицами и морем силы необычайные.

Они составили прекрасно владеющий любовной наукой дуэт, так неожиданно после двух неудач.

Сердце Северуса и вправду возродилось к жизни, хотя шёл он на соитие с Гарри из интереса единого, ведь тот протез не давал позволения любить. Было только мгновенно возникшее возбуждение от вида наготы действительно красивого молодого человека. Но оно так же мгновенно и сошло на нет, поэтому Гарри, излившись, нашёл Северуса не возбуждённым.

А уж Поттер явно впал в экстаз от одних нежных слов любимого. Он не ведал даже, что ворон есть анимагическая форма волшебника Северуса Ориуса Снейпа. Говорил он о вороне лишь по влечению сердца.