К несчастью, Джослин не было дома, чтобы помочь мне хоть с чем-то из всего этого разобраться – или же просто меня как-то отвлечь. В кухне обнаружилась записка, в которой говорилось, что сегодня она задержится допоздна в библиотеке, чтобы наконец добить очередную часть своего многострадального труда. Я отправил ей эсэмэску, что я дома, и она сразу же перезвонила, в нетерпении узнать, сохранил ли я еще свою работу или вскоре следует ждать прибытия полиции. Мне не хотелось углубляться в такие вопросы по телефону, так что я заверил ее, что всё в полном порядке и что обо всем подробно расскажу при встрече.
Через какое-то время, поняв, что заснуть так и не удастся, я запил несколько успокоительных таблеток изрядным количеством вина, и каким-то образом комбинация всех содержащихся в них химикатов все-таки провалила меня в сон. Однако треск будильника, который, казалось, затрезвонил буквально в ту самую секунду, когда я закрыл глаза, лишь усугубил ужасы предыдущего вечера жуткой головной болью.
Башка буквально раскалывалась, но все же после душа, ибупрофена и целого океана кофе я почувствовал себя достаточно в форме, чтобы сесть за руль. Так что отыскал свой экземпляр истории болезни Джо и открыл на первой странице, дабы посмотреть адрес его родителей.
Указанное там место сразу объясняло, почему они могли позволить себе больше тридцати лет держать своего сына в стационаре. Располагалось оно в той бесстыдно богатой части штата, уже само название которого вызывало в голове образы позолоченных автомобилей, шикарных дворцов и семейных яхт. Больше того, когда я по-быстрому заглянул в «Мэп-квест», то выяснилось, что семейный дом Джо стоит в самом центре огромной усадьбы, граничащей с водой, что лишь усиливало степень его крутизны. При любых других обстоятельствах мне было бы по меньшей мере любопытно, как такая роскошь выглядит вблизи, но в данном случае единственная мысль, которая тут же пришла мне в голову, – насколько это место уединенное, а следовательно, насколько никому в нем – а в первую очередь маленькому ребенку – не приходится рассчитывать на помощь со стороны. Единственно радовало, что располагалось оно всего лишь в полутора часах езды на машине от Нью-Хейвена – может, даже и меньше, если движение не будет слишком плотным. Так что, положив распечатанные из «Мэп-квеста» инструкции на пассажирское сиденье, чтобы были под рукой, я отправился на встречу с тем, что могло ожидать в том месте, где зародилось безумие Джо – если, конечно, именно в безумии и было дело.
Если б я считал, что природа обладает чувством иронии, то эта поездка была бы тому весьма убедительным подтверждением. Погода являла собой эдакий прохладный осенний бальзам, на который каждый надеется и к которому молитвенно взывает каждый год, машин на дороге практически не было, и в дополнение ко всему я получил от Джослин эсэмэску с пожеланием удачи и сообщением, что вечером она будет дома, так что мы сможем наконец пересечься. Короче говоря, при любых других обстоятельствах денек был бы просто чудесный, что делало поездку в земное подобие врат ада еще более нервирующей.
Открыточная живописность той части штата, в которой обитали родители Джо, лишь подчеркивала этот когнитивный диссонанс[39]. Мне пришлось проехать мимо сотен огромных, но при этом далеко не безвкусных дворцов того сорта, что могут быть воздвигнуты лишь на «старые деньги». Каждый из них выглядел так, будто перенесся сюда со страниц одного из романов Джейн Остин[40], а не представлял собой исключительно отечественное творение, взращенное на почве родных Соединенных Штатов. Те немногие местные обитатели, которых я заметил на улицах, словно сошли с глянцевых каталогов «Брукс бразерс» или «Джей-пресс»[41] – каждый был с головы до ног упакован в шмотки, стоящие моей зарплаты за несколько месяцев, а часы у них на руках наверняка и вовсе обошлись как минимум в сумму моего годового дохода. Мой относительно скромный, хотя и вполне приличный «Форд Таурус» наверняка смотрелся довольно подозрительно на фоне многочисленных «Мерседесов», «Ауди» и «Бентли». Меня очень удивляло, каким образом хоть кто-то из подобного городка мог вообще оказаться в психушке, не говоря уже о такой, как Коннектикутская психиатрическая лечебница. Район был из тех, где душевная боль любого рода либо успешно устраняется при помощи дорогостоящих медикаментов и посещений уютных кабинетов частных психоаналитиков, либо же удерживается на почтительном расстоянии благодаря значительным денежным вливаниям. Короче говоря, территория, на которой абсолютно все неприятное, не говоря уже о сверхъестественных ужасах, безжалостно изгоняется из виду или из головы.
Лишь подъехав к тяжелым чугунным воротам в высокой и толстенной, сложенной из крупного камня стене, я наконец почувствовал в окружающей меня обстановке хоть что-то мрачное. Хотя частично это могло объясняться рыком здоровенного охранника, которому скорее следовало бы воевать наемником где-нибудь в джунглях, чем охранять тихий семейный дом. Стараясь не выдавать, что основательно нервничаю, я в наилучшей докторской манере объяснил, что я врач и приехал побеседовать с обитателями дома насчет их сына.
По-военному четко развернувшись, он промаршировал к своей будке, где набрал на панели несколько цифр. В ответ из динамика послышался женский голос, отмеченный тем убийственно вежливым, хотя и через губу выговором, который обычно слышишь от пожилых членов какого-нибудь закрытого для простых смертных яхт-клуба, и после коротких переговоров с солдафоном, горой вставшим у меня на пути, она согласилась меня впустить. Под конец разговора едва ли не козырнув, охранник нажал на кнопку, и тяжеленные ворота практически бесшумно и плавно распахнулись. Чувствуя, как живот закручивается в узел от нервного напряжения, которое я тщетно пытался подавить с того самого момента, как утром тронулся в путь, я заехал внутрь.
Ведущая к семейному дому Джо дорожка поднималась вдоль пологого, тщательно подстриженного холма, окруженного небольшим леском со столь же ухоженными сахарными кленами и северными красными дубами. На самой вершине холма в окружении берез стоял собственно дом – высоченный каменный особняк в неоготическом стиле, словно превращавший обычные солнечные лучи в лучезарное пастельное сияние. Подъехав ко входу и вручив ключи от машины служителю, которого явно глубоко оскорбила одна только мысль о необходимости оказаться за рулем столь презренной тачки, я выбрался из автомобиля навстречу тому, что припас для меня этот дом.
И чем дольше я смотрел на него, тем неуютней себя чувствовал. Честно говоря, если б семья Джо обитала в средневековом замке из почерневшего камня, где повсюду торчат горгульи с разинутыми ртами, а вокруг полыхают вспышки молний, мне было бы куда спокойней. Дом был просто колоссальным – таким большим, что мог запросто вместить средних размеров школу, и еще осталась бы уйма свободного места. Я почти уверен, что размерами он вполне мог поспорить с главным зданием нашей клиники.
Но главное, что его внешнее оформление оказалось чересчур уж приятным – со всеми этими бесконечными каменными розанчиками и купидонами, сладко улыбающимися с карнизов и парапетов, не говоря уже о многочисленных резных решетках и обилии витражных стекол. Однако, даже на мой неподготовленный взгляд, вся эта игривая изысканность была не более чем гламурной маской, призванной прикрыть то, что по сути своей представляло собой чисто спартанскую, грозную и неприступную цитадель, всю из жестких углов, острых шпилей и выступающих контрфорсов. Интересно, подумал я, что за архитектор мог спроектировать подобный дом – не говоря уже о том, кто изначально пожелал в чем-то подобном поселиться. Похоже, ничего удивительного, если из стен этой поддельной Бастилии в стиле клубничной готики в итоге вышел неизлечимый психбольной.
Пока я поднимался по сверкающим каменным ступенькам, дверь открылась, и навстречу мне выпорхнула хрупкого сложения женщина, лицо которой казалось истинным воплощением элегантно постаревшей красоты. Должен признать, что при виде ее мне первым делом пришло в голову, что она вряд ли того рода личность, какую я могу заподозрить в преступном замалчивании сексуального насилия над ее собственным ребенком, пусть даже и в качестве психологического отрицания. Она просто излучала доброту, но огражденную столь естественно аристократической сталью, что я сразу представил, как эта женщина требовательно потрясает колокольчиком, вызывая слуг.
– Доктор Х., – воскликнула она все с тем же наводящим на мысли о дорогой частной школе выговором, который я уже слышал через интерком, – я так рада вас видеть! Доктор Г. уже звонила и поставила меня в известность, что вы сегодня приедете, и должна сказать, что чувствую некоторое облегчение. Как там мой мальчик? Я всегда так волнуюсь за моего бедного Джозефа, а за последние несколько лет из больницы почти никаких вестей – кроме счетов, естественно, – так что вы просто не можете представить, насколько приятен мне ваш приезд! Прошу вас, заходите!
– Благодарю вас, миссис М., – любезно отозвался я, пожимая ей руку – надеюсь, что с соответствующим случаю профессионализмом. – Очень рад, что застал вас дома, поскольку надеялся переговорить с кем-то из родителей Джо.
– Ну, боюсь, что вам придется обойтись только мною, – произнесла она с легкой ноткой печали в голосе. – Отца Джозефа вот уже десять лет как нет в живых. Однако если я чем-то могу помочь, то буду только рада сделать все, что в моих силах. Проходите в гостиную, там и поговорим.
«Гостиная» на самом деле являла собой огромный зал с высоким сводчатым потолком, обставленный антикварной мебелью из красного и вишневого дерева и украшенный вроде как совершенно настоящими головами животных на стенах. Непривычный к атрибутам столь бьющего в глаза богатства, я, естественно, поймал себя на том, что с немалым любопытством озираюсь по сторонам, когда один из этих охотничьих трофеев вдруг заставил меня испуганно отпрянуть и приглушенно ахнуть.
Это была, скажу прямо, не голова чего-то, что я сам когда-либо видел или хотел бы увидеть снова. Если б мне сказали, что она настоящая, то весь остаток жизни я видел бы кошмарные сны. Из доски, к которой она была приделана, почти на целый фут выступала продолговатая, почти бесформенная башка с парой здоровенных, тошнотворно-желтых фасеточных глаз и несколькими рядами похожих на клещи жвал, вид у которых был такой, будто они так и сочатся ядом. Хуже того: чучельник явно ставил перед собой задачу придать ей как можно более натуральный и живой вид, поскольку в глазах этих горел злобный садистский огонек, а жвала яростно и агрессивно напряглись, словно эта тварь в любой момент могла захлопнуть их и сокрушить голову того невинного создания, которому выпадет угодить ему в челюсти. Между жвалами и глазами разверзлась здоровенная клыкастая пасть, похожая на ротовое отверстие самой большой в мире пиявки и готовая поглотить все, что в нее попадет.
Заметив мой ужас, миссис М. проследила направление моего взгляда и передернулась.
– Жуткая штука, правда? – произнесла она. – Хотя у меня никогда не хватало духу ее оттуда снять. Не волнуйтесь, это всего лишь художественный вымысел – ничего реального. Чарльз – отец Джозефа, я хотела сказать – был довольно заядлым охотником, и когда у Джозефа только начались эти ночные кошмары, он подумал, что это может ему помочь, если мы сделаем вид, будто отец поймал и убил эту тварь, а потом повесил ее голову в этой комнате. Мы попросили художника получить описание того, как она выглядит, от самого Джозефа и изучить его рисунки. Вот что в итоге получилось.
Она горько фыркнула.