«А я рада, что мы здесь,» – несколько мечтательно произнесла Катя.

Десять пар глаз в изумлении уставились на нее. Девушка смутилась: «Ну не в смысле в заключении в этой комнате, а вообще. Вы подумайте только, какая небывальщина со всеми нами случилась! Мы в будущем. И эти люди, возможно, наши потомки. Они, конечно, странные. И вообще тут нерадостно. Но ведь мы и мечтать не могли, что попадем сюда. А сейчас даже не удивляемся. Вы заметили, что мы уже давно ничему не удивляемся? Может быть, завтра слетаем на Луну или увидим клонированного местными жителями динозавра, то и глазом не моргнем. Как будто, так и надо. Если только Руслан удивится. Все мы стали какими-то невосприимчивыми, безэмоциональными. Ведь правда?»

«Да сколько уже можно удивляться, девонька? Это ты права. Просто устали мы, покою бы уже. Прижиться бы где-нибудь, чтобы уж навсегда,» – пожал плечами Никимчук. – «Это у Русланчика задору, как у щенка, он и радуется жизни.»

Остальные призадумались.

Против ожидания, в их жизни почти ничего не изменилось. Только вместе с Вану иногда стала приходить девушка: тонкая и гибкая, будто деревце ивы, с затейливыми рисунками на гладкой коже головы. Нежная и трогательная, точно олененок Бемби, она жалась к двери, на контакт не шла, лишь смотрела во все огромные, карие глаза. Приближения кого-то из спутников она пугалась, словно гремучей змеи, и было совершенно непонятно, зачем вообще приходила. Разве что поглазеть, как на диковинных зверей в зоопарке.

***

«Говоришь, им можно доверять?» – Зара влетела к нему с видом победоносным, будто в одиночку сумела остановить таяние полярных льдов, по меньшей мере, и припечатала к столу нечто маленькое, оранжевое, бесформенное, дивно пахнущее. Она была так взбудоражена, что позабыла напустить на себя обычный высокомерно-умиротворенный вид и вечную стайку послушниц-сподвижниц, вившихся за ней, словно улей за пчеломаткой, оставила за дверью. Хоть на это ума хватило. Ведь по Дому и так уже ползли нехорошие слухи. Источником их была Зара, в этом старик ни минуты не сомневался.

Люди всегда боятся того, чего не понимают, и тех, кто на них не похож, подспудно чувствуя в этой непохожести угрозу их привычному, размеренному существованию. Чернокожий? Значит наркодилер, мародер или, в лучшем случае, баскетболист. Араб – похотливый многоженец, нефтяной магнат и обладатель дворца с золотыми унитазами. Японец – фанатичный трудоголик, в случае неудач на работе делающий себе харакири. Физически крепкие, волосатые, громкоголосые дикари? Чего от них ждать? Наверняка, беспорядков, волнений и всеобщего хаоса. Ведь они такие другие! Помочь обитателям Дома преодолеть эту неприязнь и дать пришельцам возможность адаптироваться и было его задачей.

«Что это?» – спокойно осведомился Деймон.

«Точно не знаю,» – слегка смутилась Зара. – «Пахнет, как питательный шарик. Но это не он. Им такого не давали. Так откуда же это взялось?» Зара торжествовала. Тон ее, обличительно-радостный, был неприятен, как оглушительно визжащий перфоратор.

«Твои дикие протеже водят тебя за нос. Где они это взяли?»

«Очевидно, кто-то им это дал,» – так же невозмутимо парировал Стратег.

«Совершенно точно не моя Аруза.»

«Значит, мне стоит поговорить с Вану,» – спокойно заключил Стратег.

«Совершенно невозможный человек,» – пылала неподобающим гневом Духовный Наставник, покидая Деймона. Все её справедливое возмущение разбивалось о невозмутимость Стратега, словно штормовая волна о скалы. Он был просто очарован своими первобытными людьми. И это помешательство мешало Деймону рассуждать здраво. А они опасны. Эти волосатые дикари непредсказуемы, точно всполохи молний в грозу. Зара ни минуты не сможет быть спокойна, если они будут свободно разгуливать по Дому, как на то рассчитывает Стратег.

***

Комната Деймона носила следы своего хозяина. С одной стороны, аскетичная, точно келья монаха, лишь напыленное ложе, дабы спать, и кресло, чтобы сидеть. С другой стороны, хранящая в закрытых от посторонних глаз стенных нишах массу занятных и дивно-любопытных для хозяина и бесполезно-непонятных для всех прочих вещиц. Как-то – окаменевшая раковина древнего морского обитателя; обломок горной породы, завораживающе мерцающий на сломе глубоким изумрудным сиянием, будто где-то там внутри горел неугасимый зеленый огонь; прогрызенная ржавчиной местами до дыр гильза от снаряда неведомо какой войны; приводившие в изумление изяществом механизма, скрытого помутневшим стеклом, старинные настольные часы, замершие во времени еще в незапамятные времена.

Порой Стратег любовно перебирал свои сокровища, точно кокотка дешевую бижутерию на прилавке магазина, горделиво любовался ими, точно мать любовно выпестованным чадом, впервые самостоятельно угнездившимся на горшок. Вану был одним из тех немногих, кто разделял любознательность старика. Сейчас он дрожал как осиновый лист, пряча взгляд от Стратега по сторонам.

«Они их делают, мудрейший.»

«Делают? Как? Из чего?»