Тело предает тебя день за днем, капля за каплей. И вот уже из полного сил, игривого, с восторгом познающего мир щенка ты превращаешься в старого, хромого пса со слезящимися глазами.
Сначала уходит гибкость членов и резвость, а дурашливая беготня по любому поводу сменяется степенной поступью. Потом возникает отдышка, колени от привычных ранее нагрузок гудят и деревенеют, а спина костенеет и противится каждому поклону, словно непокорный раб. Тело обрастает удушливым жирком и оплывает, будто свеча, или, напротив, высыхает и скукоживается, точно вяленая рыбина. Затем при резком подъеме появляются мушки в глазах, а мир вокруг кружится и меркнет на миг. Наступает черед коварно ползущего вверх сахара и хаотично прыгающего туда-сюда давления.
Организм обзаводится камнями в самых неожиданных местах, кряхтит по утрам, как запыхавшийся паровоз, начинает путать день с ночью и всячески разбалтывается. А если Вы – женщина, то и вовсе пиши пропало. Если удалось пережить и это, то зловещая парочка: Паркинсон и Альцгеймер точно Вас доконают.
Ужас в том, что, наблюдая день за днем, как Ваш организм разваливается на части, в душе Вы остаетесь все тем же резвым юнцом и страстно, до дрожи завидуете тем счастливчикам, что беззаботно растрачивают свой бесценный временной дар попусту, не ценя и даже не сознавая его ценности.
Деймона подвели ноги. Подвели уже давно. Сначала стали слабеть и подкашиваться, а потом и вовсе перестали держать. Нынешние медицинские технологии позволяли вырастить и заменить на новое ухо, почку или оторванный палец. Немощь отодвинулась, но не сдалась. Лекарства от старости по-прежнему не было. Невозможно было заменить или обновить дряхлость, ветхость и физическую рухлядь.
Именно рухлядью Стратег и чувствовал себя сейчас. Отжившей свое и забытой в пыльном чулане за полной ненадобностью. Беспомощность сковала Деймона по рукам и ногам. Пожалуй, впервые он оказался в таком тупике.
Но если подводит мудрость, то на помощь ей приходит хитрость.
Похищение.
«Мам, я не хотел. Так случайно получилось. Она первая меня толкнула, и сама упала. Я не виноват, мам,» – рыдал Руслан, повиснув на шее у матери.
«Да ты что, парень? Успокойся. Тебя никто не обвиняет,» – потрепал его по голове Андрей.
«Но дело тухлое,» – озабоченно заключил Никимчук. – «Мы тут, похоже, и так никому не нравились, а теперь то и подавно.» И махнул рукой.
«Да не просто не нравились. Нас боялись. Это гораздо страшнее. И теперь никакая сила не убедит местных относиться к нам иначе.»
«А эта их патриарх? Она у них тут главная по религии, не знаю уж по какой? Но, наверняка ей по должности положено проповедовать миролюбие, всепрощение и непротивление злу.»
«Она, судя по рассказам Вану, скорее не патриарх, а психотерапевт, главная по мозгам.»
«Вроде Кашпировского?» – оживился Андрей. – «Толпу гипнотизирует?»
«Точно. И вот кому мы точно не нравимся, так это ей. А насчет миролюбия, то это как посмотреть. Все религии его проповедует. Но ни из-за чего на свете не пролилось больше крови, как из-за религиозных бредней. Может только из-за нефти еще. У них у всех руки по локоть в крови. Сначала уничтожают тех, кто на них не похож, а уже потом вспоминают про «возлюби ближнего своего. Так что не обольщайтесь,» – заключил Эдуард. – «Как ни парадоксально, но надеяться, думаю, стоит только на Стратега, его здравый смысл, способность утихомирить народ и притушить скандал. Но давайте о другом. Руслан, ты можешь рассказать, как это произошло с надувным кругом?»
Все еще всхлипывающий пацан отлепился от Кати: «Я не знаю. Как-то само. Я просто подумал, что водопад – это почти как на водных горках. И вспомнил аквапарк, куда папа меня водил, и круг, и как в животе щекотно, когда съезжаешь по горке. Я схватился руками за воздух, а там уже были и ручки, и круг. Я не знаю, откуда он взялся.»
«Ты не реви, не реви, парень. Тише. Ну появился и появился. Просто ты такой же, как мама. Творец. Странно, конечно, что твои способности появились только сейчас. Я вообще думал, что, когда мы выберемся из отстойника, они исчезнут. Ничего страшного,» – утешил мальчика Никимчук. Но глаза его выражали совсем другое. Для аборигенов все произошедшее выглядело и страшно, и непонятно. И еще неизвестно как им всем аукнется. Хотя едва ли будет страшнее, чем смерть девушки.
Они сидели взаперти уже два дня. Все в той же комнате. Вану приходил, приносил еду, но был словно в воду опущенный. Смотрел печальными глазами и разговоров избегал. Весь вид его выражал такую вселенскую скорбь, что беспокоить юношу в горе казалось кощунством. Стратег не появлялся. Но спутники были уверены, что это лишь вопрос времени.
***