«Погоди отчаиваться, девонька. Глядишь, и выживем. Мы ведь еще не знаем, что там, да как,» – рассудительно ответил Иван Петрович. – «А люди? Что люди. Они везде одинаковы. Ни время, ни место не меняют нашей натуры. Будущее, прошлое, война или мир, неважно. Люди всегда остаются людьми: жестокими, эгоистичными, с тонким налетом благовоспитанности и цивилизованности, который слетает, быстрее, чем шелуха с семечек, когда жизнь перестает быть гладкой да спокойной. Ты себя не вини, да и их тоже. Всякий хочет спокойной жизни. Без этих, как их, стрессов.» Неслыханные ранее им словечки из лексикона своих потомков, вроде: стресс, депрессия, коммуникабельность или креативность, Иван Петрович пробовал на язык, как диковинный фрукт, гоняя их между зубов туда-сюда, смакуя и обсасывая, точно пес мозговую косточку. И хотя употреблял он их абсолютно правильно и по делу, у Эдуарда это почему-то всегда вызывало улыбку, будто было какой-то нелепостью, вроде плитки шоколада с черным перцем.

«И где?» – добавил Эдуард. – «Пока на горизонте только болото, да туман. Вот солнышко взойдет повыше, может разгонит его чуть-чуть.»

«Есть никто не хочет? А то на меня при стрессе такой жор обычно нападает,» – поинтересовался Андрей.

Лючия снисходительно улыбнулась. Нервная система у её невенчанного мужа была на редкость крепкой. Жору и сну не могло помешать ничто.

«Надеюсь, Вану туда еды положил,» – кивнул он на прочный прямоугольный чехол с продольной застежкой, единственное имущество, которым их снабдили в дорогу.

«Распотрошим?» – вопросительно предложил Андрей и, не дожидаясь ответа, азартно приступил к делу.

Помимо пищевых шариков и воды, что было вполне ожидаемо, в чехле оказался баллон для напыления одежды и некий прибор, напоминающий собачий ошейник, но толщиной сантиметров пять, с неровной, бугристой поверхностью и точно изготовленный из чего-то более прочного, чем кожа. Недолго думая, Андрей примерил его себе на шею, словно туземный царек дешевые бусы. Ошейник щелкнул и застегнулся. Андреева непутевая голова оказалась в ловушке. Попытка, дергая туда-сюда прибор, высвободиться из него, успеха не имела. Ошейник, тем временем, ожил. Едва слышно жужжа и перемигиваясь огоньками, он слегка завибрировал.

«Черт,» – вскрикнул Андрей, словно его ужалила пчела, и попытался схватиться за шею.

«Что? Что такое?» – кинулись к нему друзья.

«Кольнул в шею, гад. Больно,» – шумно возмутился он.

Ошейник погудел еще несколько секунд, остановил мерцание огоньков на зеленом цвете и, внезапно расстегнувшись, упал на пол. Вся процедура заняла секунд тридцать от силы.

«И что это было?» – недоуменно спросил Андрей, глядя себе под ноги, где лежал не подающий больше признаков жизни прибор.

«А ты что-нибудь чувствуешь?»

«Да нет. Все как обычно.»

Посовещавшись, пришли к выводу, что ошейник больше всего смахивает на медицинский прибор и аккуратно положили его обратно в чехол. Авось пригодится.

«Хоть бы инструкцию какую дали,» – недовольно пробурчал Никимчук.

Следующий выуженный из чехла прибор и вовсе привел всех в недоумение. Стоило только Эдуарду взять его в руку, как выскользнувшие из основания щупальца немедленно обвили сначала запястье, а потом оплели руку до локтя. Попытка стряхнуть их ожидаемо ни к чему не привела.

«Блин, и я вляпался,» – спокойно прокомментировал ситуацию Эдуард. – «И что же ты такое, интересно знать?»

В ладони у него удобно лежала круглая и гладкая, точно большой бильярдный шар, часть прибора. Пальцы слегка тонули в ней, словно мужчина сжимал круглую головку мягкого сыра. Ровно в центре свободной части шара, куда пальцы Эдуарда не доставали, зиял блестящий глаз. Сходство было поразительное, ведь когда прибор уютно устроился в руке мужчины, точно кошка в кресле, крышка сползла с отверстия, будто открывающееся веко.

«И чего дальше?» – спросил Андрей, заглядывая в глаз.