Конунг поджал губы и глянул на кого-то, кто шёл сюда. Кажется, он сожалел: не о гибели Млады, а о том, что не успели отплыть до того, как Хальвдан пришёл в себя. Тогда и забот было бы меньше. А теперь непонятно, чем всё обернётся. Знать, с того момента, как приёмный сын отбыл на юг, конунг не оставлял надежды когда-нибудь вернуть его обратно.

Подстёгнутые страшным известием, силы быстро возвращались в тело. Хальвдан скинул покрывало и попытался встать. Вышло не сразу, но он всё ж поднялся и постоял так, пока не перестало плыть перед глазами, а шатание опоры под ногами не осталось только покачиванием корабля на мягкой озёрной волне. Но не успел он сделать и шагу, как путь ему преградил Сигнар.

— Незачем тебе туда возвращаться!

Хальвдан оттолкнул его. Вышло не слишком-то грозно и мощно, но брат всё равно отступил.

— Ещё ты будешь указывать мне, что делать! Как был сопляком, так и остался!

Больше Сигнар не стал его останавливать, только отвернулся, пробормотав, дескать, от этих южан одни беды, вон и брат взбесился. А Хальвдан, всё ещё не чувствуя уверенности в своих силах, сошёл с драккара и направился к детинцу, надеясь, что не рухнет где-нибудь по дороге. Видно, по приказу конунга несколько верегов пошли за ним — на всякий случай. Они держались поодаль, но не выпускали его из виду.

Миновав пристань, Хальвдан вышел в посад, и, чем дальше уходил от окраинных кругов, где всё выглядело, как обычно, тем заметнее становилось, что недавно в городе и правда случилось несчастье. Много сожжённых домов чернело по обе стороны ведущей в детинец улицы, люди разбирали завалы в надежде найти что-то уцелевшее в огне. Таскали с местами разрушенной мостовой мусор. Повсюду виднелись следы разрухи и смертей: то разбитый прилавок торговца, то обломки телеги, то пятна крови на брёвнах. И редко кто бросал любопытный взгляд на полубезумно озирающегося воеводу — не до того нынче всем сейчас. А он шёл, точно в скверном сне, из которого не вырвешься по своей воле, как бы ни хотелось.

Плохо запомнив путь, Хальвдан ступил в чудом уцелевшие ворота детинца и обомлел ещё больше. Замка не стало. На его месте зиял огромный провал — даже остатков темниц не виднелось в нём. Лишь яма, словно вырытая огромным зверем. Стражники ходили поблизости, знать не для того, чтобы добро охранять — нечего теперь — а чтобы не дать какому-нибудь раззяве туда свалиться. Один, завидев Хальвдана, сразу поспешил к нему.

— Здрав будь, воевода! — громко приветствовал он ещё издалека. — Княже будет рад узнать, что ты очнулся.

Хальвдан лишь хмыкнул, неспешно ощупывая левую руку, которая ещё не обрела былую чувствительность и висела бесполезной плетью.

— Сам не нарадуюсь никак. Стало быть, проводишь к нему? Где он теперь живёт?

Часовой слегка напрягся, заметив недобрые взгляды сопровождающих воеводу верегов, но тут же махнул рукой в приглашающем жесте и пошёл вокруг котлована к виднеющимся за ним дружинных избам. Не все они сохранились, но те, что стояли дальше от замка, не пострадали.

Одну, видно, и освободили для Кирилла и старшин. Теперь в тесноте да не в обиде.

Стражник остановился у двери, а Хальвдан вместе с верегами, что продолжали безмолвно следовать за ним, вошли внутрь. Первым их заметил Виген: он дёрнул за рукав Бажана, который что-то обсуждал с Кириллом и Квохаром.

Все подняли взгляды.

Князь молча обошёл воеводу, молча притянул Хальвдана к себе и крепко обнял здоровой левой рукой, похлопав по спине. Правая у него была накрепко обмотана длинной тряпицей до локтя и закреплена в лубке. Вот как, стало быть, оба они теперь однорукие.

— Что с Младой? — лишь кивком поприветствовав остальных, сразу спросил Хальвдан.

Кирилл помрачнел, мельком обернулся на старшин и вновь обратил на него сочувственный взгляд.

— Млада осталась в Забвении. Она пошла туда, чтобы справиться с Корибутом, когда ты впал в беспамятство после хольмганга.

— Одна? Без Веданы?! И ты отпустил её? — Хальвдан схватил князя за ворот и тряхнул.