— Но почему?

— Наверное, потому что его теперь хочет не только Забвение, но и Хозяин леса, — пожал плечами Рогл. — Я слышал, как кмети говорили…

— Иди, — прервала его Млада.

Вельд недоуменно замолк и уставился на неё. Она снова села рядом с Хальвданом, но не стала больше пытаться сдержать то, что сдержать всё равно не сможет. Какова же тогда цена её умениям? Почему судьбой ей уготовано было стать не цельным Воином, способным на всё, а только его половиной? Рогл постоял ещё немного, а затем коротко коснулся её плеча и ушёл. Треснуло пламя зажжённой кем-то лучины на столе.

Млада встала и запалила ещё. Она хотела хорошо видеть Хальвдана. Пока обходила стол, ноги будто бы приходилось выдёргивать из мягкой глины. Затем она вернулась к постели воеводы и вновь взяла его за руку. Та оказалась ещё холоднее её, почти уже окостеневшей от немого ужаса, что расползался внутри.

Заставляя себя шевелиться, Млада медленно гладила руку Хальвдана, грудь, лицо. И снова по кругу. А в голове без конца билось его имя, как заклинание, как призыв. И тянущая боль разрывала изнутри, раздирала лёгкие и горло. Она почти видела, как черты лица Хальвдана с каждым мгновением становятся резче, как тускнеют светлые волосы, сереет кожа. Как он будто растворяется, перестаёт быть. Она пыталась убедить себя, что это только мерещится, но знала, как быстро Забвение может забрать любого, даже самого сильного воина.

Даже Хальвдана. Её Хальвдана.

И в этот момент она не ненавидела Корибута ещё больше, хотя недавно считала, что больше некуда. И ненавидела себя, за то, что сильна безмерно и в то же время бессильна.

Млада не знала, сколько прошло времени. Она почти не дышала, продолжая гладить его, как заколдованная. Пропускать между пальцев его волосы, касаться бровей, подбородка, ключиц. Луна, выбравшись на небо из-за леса, словно застыла, перестала двигаться. Пламя лучин замерло. Млада вглядывалась в каждую чёрточку знакомого лица, моля всех Богов о том, чтобы Хальвдан пошевелился. Несмотря на их безразличие и жестокость. Чтобы он открыл глаза, и их синева в который раз заменила ей небо. Вдруг, словно чучело, из которого выдернули деревянную крестовину, она рухнула на постель, уткнувшись в грудь Хальвдана. От боли, скручивающей в узел, казалось, всё нутро, она готова была вцепиться зубами в покрывало. Но только подняла голову, провела по колючей щеке воеводы и прижалась губами к его губам.

Недавно такие тёплые, мягкие и живые, они были сейчас будто слепленными из воска. Но Млада целовала их, согревая, пытаясь вплести своё дыхание в его, слабое почти неощутимое. Впивалась пальцами в сильное плечо Хальвдана.

И повторяла его имя.

Она знала, что Боги не услышат. Они дали ей силу бороться с тьмой, но сами не смогут вернуть ни одной жизни, которые, как в водоворот, втянуло в себя Забвение. Не смогут остановить угасание Хальвдана. А будут безразлично смотреть из-за грани миров. И ждать новой требы. Снова.

Млада ненавидела их тоже. Раньше она просто не думала о Богах, не верила, потом понадеялась на их помощь, а теперь готова была убить, если бы это было возможно.

С трудом заставив себя оторваться от губ Хальвдана, она ещё раз посмотрела на него. И хотела бы побыть с ним до утра, остановить мгновение, запечатлеть в памяти. Пусть оно и недоброе, но последнее, когда они с Хальвданом вместе.

Ещё раз коснувшись ладонью его груди, почувствовав, как та слабо поднялась при вдохе, Млада встала и вышла из светлицы. Держась за стену, прошла мимо сочувственно косящихся на неё стражников. Лишь мельком увидела Кирилла, который, оказывается, был тут и смиренно ждал за дверью, когда она выйдет. Провалились бы они все в Пекло со своей жалостью! Они ничего не понимают. Вряд ли кто-то из них знал, как много места Хальвдан занимал в её жизни. Как бы она ни пыталась это скрыть.

— Ничего нельзя сделать? — едва долетели до слуха слова князя.

Млада подняла руку, останавливая другие расспросы, и двинулась прочь.

Ощупывая ладонью выпуклые камни стены, она дошла до лестницы. Спустила ногу на одну ступеньку, другую. Сколько их удалось преодолеть — не заметила. Перед глазами всё расплывалось и подрагивало. Колени подгибались.

Млада рухнула на пол, упёрлась спиной в шершавую стену. И завыла. Сначала тихо, а затем всё громче. Чувствуя, как с почти звериным криком изливается и мечется по башне вся её боль. Отражается и возвращается обратно.

И было всё равно, услышит ли его кто-то ещё.