В Музее палеонтологии Алик рисовал скелеты ископаемых чудовищ и учился методам реконструкции. Впоследствии еще один год он занимался рисунком у известного анималиста Трофимова[55].

В летние каникулы Алик любил проводить время на даче на станции Отдых по Казанской железной дороге, где Владимиру Григорьевичу Меню как главному инженеру предприятия еще до войны отвели участок земли и помогли построить дом.

«Папа получил участок в 1938 году, — рассказывает Павел Мень. — Купили сруб, и начался долгострой с перерывом на войну. В войну его оккупировали наши военные. Что-то подремонтировали, что-то порушили. Слава Богу, не сожгли. На террасе у них была вешалка, помню, под каждым гвоздиком — фамилия. Дисциплина.

Словом, дом и большой участок (до войны давали большие участки) в соснах — это было летнее отдохновение. Переезд на дачу — целая эпопея. Участвовали друзья, родственники, многие из которых потом гостили. На зиму дом оставался абсолютно пустым. Вывинчивали даже электрические лампочки. Непрошеные гости (а таковые наведывались каждую зиму) подметали всё до иголки. Так что в мае грузовая машина, с верхом наполненная всяким скарбом — чемоданы, стулья, одеяла, коробки, посуда, книги, — отчаливала от дома № 38 по Серпуховской улице в направлении станции „Отдых“ на улицу Горького № 3, угол Жуковского.

По воскресеньям и праздникам мы ездили в Удельную, в деревянную Троицкую церковь. (Церковь была построена в 1897 году без Никольского и Серафимовского приделов и колокольни, а приделы были достроены позже — в 1903 году.) До Удельной было две остановки. И мне запомнилось: мы бежим на электричку, не успеваем взять билеты, едем „зайцами“. Мама отсчитывает деньги, которые должны были заплатить за билеты, и дает нам со словами: „Раздайте нищим, это не наши деньги“. И так всегда, когда мы не успевали взять билеты.

На даче у нас с братом была отдельная комната. Он, конечно, много читал, а я играл в крокет, купался, гонял на велосипеде, несказанное удовольствие. Очень хотел научить брата кататься на велосипеде, но он был погружен в другие заботы. Плавать я научился сам, а Александр научился только на море.

Без гостей не жили. Иногда наезжало до 20 человек: школьные товарищи, дяди и тети с детьми из Харькова, Свердловска, Караганды и Новосибирска.

Мама самоотверженно трудилась, радостно принимая гостей. Ее подручные средства — керосинка, примус, погреб.

Участок затененный, сосновый лес, поэтому сажали не много: грядки клубники, кусты крыжовника. После войны достроили второй этаж, сдавали друзьям и знакомым, но дом требовал постоянного ремонта. То лестница прогнила, то крыша потекла. Мы с папой ездили за материалами. Всегда приходилось что-нибудь латать. Папа умел найти и пригласить нужных рабочих… Ни я, ни брат этому ремеслу так и не выучились».

Алик очень любил этот просторный деревянный дом и большой заросший сад. Жили там весело и, как всегда, очень гостеприимно. Сохранились фотографии дачных праздников и спортивных занятий тех лет, в которых Алик принимал самое непосредственное участие. Елена Семеновна и на даче была чудесным организатором застолий и создателем одухотворенной и праздничной атмосферы.

Впрочем, в школьные годы Алику мало пришлось жить на даче. Книги, которые он поставил себе целью прочитать, необходимо было раздобыть и купить, а на это требовались деньги. После восьмого класса летом 1951 года Алик уехал на заработки в Воронежский заповедник, где по заданию руководства вел учет бобров и летучих мышей. «Общество охраны природы оформило нам документы, а по прибытии туда нам поручили учет количества бобров на дальних лесных кордонах в заводях реки Усманки, — рассказывает друг Алика по ВООПу Виктор Андреев[56]. — Это была наша первая самостоятельная экспедиция. С собой Алик вез тяжелейший чемодан с книгами и гитару. Жили мы с Аликом в здании местной начальной школы — финском домике из двух комнат. Спали и ели на деревянных топчанах. Алик ходил с кожаной полевой сумкой времен войны, в которой носил книгу, читаемую на привале, и поквартальный план заповедника с компасом, чтобы не заблудиться. По вечерам сидели на крыльце школы и Алик с удовольствием пел». В экспедиции Алик делал множество зарисовок бобров и возводимых ими «хаток», а также летучих мышей. «Загадочные существа — летучие мыши, — рассказывал он впоследствии. — Ночной образ жизни, кровососы, очень близкие по эволюционному ряду к человеку. Залезешь на дерево, накроешь дупло ладонью и вытягиваешь по одной».

После девятого класса Алик отправился в Крымский заповедник, где впервые пробовал писать акварелью пейзажи. Но стихия моря в то время показалась ему неблизкой и полной хаоса, поэтому морские пейзажи получались у него не такими гармоничными, как анималистические зарисовки, портреты и иконопись. Во время этих поездок он жил «на подножном корму», а все заработки уходили на покупку книг.

С пятнадцатилетнего возраста в свободное от школы время Алик часто бывал в Приокско-террасном заповеднике, который он воспринимал как вторую родину. Здесь он впервые обдумывал план написания истории духовных поисков человечества, который впоследствии оформился как шеститомная история мировых религий. Соприкосновение с природой и миром животных всегда давало ему ни с чем не сравнимые радость и вдохновение.

Несомненный интерес представляют стихи, написанные старшеклассником Александром Менем. Сохранившиеся тетради с его стихами дают читателю возможность не только почувствовать растущий уровень поэтического мастерства автора, но и мощное поступательное движение юного поэта к главной цели его жизни — Христу. Символично, что рукописные тетради стихов юного Алика Меня заканчиваются стихотворением о Христе — так же, как лекцией о Христе и христианстве заканчивается последний цикл лекций, который прочитал протоиерей Александр Мень накануне своей мученической кончины.

Поражает всеохватность программы саморазвития, которую Александр Мень с неукоснительной последовательностью выполнял в юношеские годы, начиная с двенадцатилетнего возраста. Вот как он описывает ее:

«1947–48

Читаю: Брэма и прочую зоологию, Дарвина, Достоевского (без успеха), Конфуция (в переложении Буланже, толстовца) и массу толстовских брошюр, к которым подхожу резко полемично. Ренан „Жизнь Иисуса“, но раньше прочел критику на него арх. Варлаама Ряшенцева, впоследствии епископа-исповедника (1908, книга у меня до сих пор).

Очерки о природе. Пьеса о Франциске Ассизском (читаю его древнее житие). Изучаю историю Древнего Востока З. Рагозиной (дореволюционную). Тогда же под влиянием Бориса Александровича Васильева начинаю работать над „Библейской историей“, поскольку прочитанная у м. Марии огромная книга Лопухина (3 тома, конец века) устарела. Семинар Н. Ю. Фиолетовой по раннехристианской литературе у Б. А. Васильева. Семинар по Чехову у Л. Е. Случевской, первой жены мужа Елены Александровны Огневой[57], — не понравился. Читаю о католических святых (Бернадетта, Доминик), узнаю о св. Терезе. Книга о преподобном Сергии Радонежском всегда сопровождает.

Принимаю решение стать священником. Знакомлюсь с инспектором Московской Духовной Академии Анатолием Васильевичем Ведерниковым, который посоветовал учиться дальше [кончить школу]. Занимаюсь живописью.

1949