Мы уже подходили к дому.

— Как нам войти? — спросил я в растерянности.

— Там Вера, Николай… Настена еще не пришла. Вера все допытывалась: да как мы в Москве живем, да что за «имение» ты приобрел на Унже… Я, как мог, рассказывал… Хорошо, Настены не было.

— Это почему же?

— Робко мне перед ней.

— И мне тоже.

Савелий осторожно стал спрашивать о Марье, как будто проверял состояние моей души. Он помочь мне хотел.

— Она узнала меня, кажется…

— Ну вот видишь!

— Да. И она говорила мне… говорила, чтобы я был самим собой…

— Я слушаю тебя.

— И еще, чтобы мы жили в мире. Чтобы не сворачивали, какие бы трудности ни подстерегали нас. Чтобы мы были достойны своего пути. И не было бы в жизни нашей скуки, неверия, скорби… Она сказала: радуйтесь. И делайте исправно свое дело. Так мне слышалось…

— Ты думаешь, что Настена сейчас у Марьи?

— Или сейчас, или вскоре придет… Она знает, что Марье отпущено не так много, совсем немного…

— Тебе тяжело…

— Мне больно.

— Почему ты не остался здесь? Не приезжал… Это удивительные места. Люди какие… Таких редко встретишь, — Савелий подошел ко мне совсем близко, хотел было обнять меня, но удержался, только посмотрел долго-долго, так, как будто он увидел наше свидание с Марьей. Когда-то…

Я не стал ему отвечать, просто взял за руку, и мы пошли в дом. Пока я не знал, что там буду говорить, делать…

Николай сидел в уголке как-то незаметно. Только кивнул, когда мы вошли, Вера будто спокойно отнеслась к нашему появлению.

— Пришли, — сказала она тихо. — А Бориса все нет, видимо, задержали… Николай вот говорит, что, пожалуй, до вечера теперь не вернется. Сам собирается к нему ехать…