— Вот как, — поддержала меня Екатерина Михайловна, будто это была моя любимая учительница из давно забытой школы. И, собрав свои силы, внимание, начал с одного, перебрался к другому, обретая стройность того, что происходило со мной в жизни, стал вспоминать… Странное дело, пока я рассказывал о моем прошлом, о встрече у моей подруги Нади, о моем призвании и работе, во мне стало образовываться сознание того, что произошло. Я говорил о женщине, что вдруг стремительно вошла в мою жизнь. О том, что жизнь моя перевернулась и теперь ее надо выстраивать и перестраивать… Рассказал и о той тени, что брела за мною в лесах.
Они слушали внимательно, переглядываясь время от времени. Когда я заговорил о странном преследователе, Илларион Петрович неожиданно встал и вышел.
— Да, — сказала, подумав, Екатерина Михайловна, — и ты не поехал к своим в деревню. Жалко, время упустил. Помочь бы с сенокосом, в огороде… В самую грязь в наших краях угодил. Странствовать — хорошо… Да. Как тебе вернуться и с чем — вот что, я думаю, тебя должно беспокоить. Тяжело придется в пути…
За дверью послышался шум, будто кто-то боролся там, пытался кого-то одолеть.
Дверь в это время отворилась, и Илларион Петрович втащил в избу изо всех сил упирающегося чахлого человечка небольшого роста, похожего скорее на зверька, промокшего и продрогшего. Жалкий вид он имел. Я сразу подумал, что это и был мой преследователь. В глухом френче цвета хаки, в бриджах… В руках у него рюкзак.
Илларион Петрович подтолкнул его к печи. Екатерина Михайловна не поднялась из-за стола. Я застыл подле нее и ждал, что будет дальше, и думал, пытался разгадать, что могло все это означать.
— Ну рассказывай, Запечник, как ты «бандита» ловил. Опять баловал, опять «игру» свою затеял?
Тот молчал и с ненавистью смотрел на меня, а на Иллариона Петровича поглядывал с большим испугом. Головка его маленькая как будто даже дрожала. Был он уже преклонного возраста.
— Ты не молчи, не молчи, — рокотал Илларион Петрович, — долго-то нам с тобой не о чем беседовать. Сколько ты будешь гостей наших пугать? Смердит от тебя, Запечник, давно… Нет тебе покоя…
— Ты никакого права не имеешь… — скрипучим голоском говорил Запечник. — Да еще при этом, постороннем. Откуда знаешь, кто он, что в лесу делал? И я так не оставлю, Илларион, хоть ты меня убей…
— Вот это ты правду говоришь — никогда ничего не оставляешь. Во все дырки лезешь, подслушиваешь, подглядываешь и еще оправдание себе ищешь. Сколько помню тебя… Мало осталось тебе…
— Зачем же так! При постороннем!..
— Смотри! — рокотал Илларион Петрович. — Хватит играть-то! А привел тебя, чтобы показать, какой ты, перед этим человеком, пускай гость не думает, что здесь такие, как ты, обретаются. Нет, таких, как ты, нету. И тебя уже. давно нет. Сколько раз я тебе объяснял это…
— Опять бить будешь? — спросил и сделался такой жалкий, что, казалось, сейчас заплачет. Страх в нем был.
— Хм. Бить… Бить, пожалуй, не буду. Мерзок ты больно. Раньше надо было, теперь поздно, сам пропал, да и руки марать не хочется… На тебе ох сколько грехов…
— А я вам амбар спалю, — хихикнул ни с того ни с сего Запечник.
— Руки коротки. Да испугаешься, знаешь, что от меня никуда не уйдешь. Труслив ты — ниже твари… А теперь сказывай, зачем шел по следу этого человека?
— Отлежусь на печи, только крепче стану, жилистей. Тебя переживу, — Запечник опять вроде подхихикнул. — Ладно, скажу. Увидел его — мысль пришла. Дай, думаю, попугаю, да так попугаю, чтоб он заблудился. А потом вижу — паренек шустрый. Долгая с ним морока. Он меж тем у речки расположился, стал звать меня: видно, догадался, что кто-то рядом. Ох, я зол стал, думаю, в речку бы его скинуть да и утопить. Только вижу, что не осилю. Крепкий. Ну а если он шпион? А может, и бандит сбежал?.. Как бы его оберечь и доставить… куда надо!.. Была бы моя прежняя власть… А к тебе, Илларион, пришел, чтобы поинтересоваться и запомнить, какие байки плетете. Уж было и начал…
Здесь Илларион Петрович прервал Запечника:
— И не стыдишься ерничать: мол, вот я какой страшный.