И мне кажется, что костюмы для этой картины стали одним из моих лучших достижений. Особенно удалось мне черное облегающее платье с бахромой в стиле двадцатых, но уместной в любые годы. У него было глубокое декольте, тонкие бретельки и накидка из той же ткани в пандан. Похожий ансамбль я включил позже в одну из своих ранних коллекций, и он имел успех.

Занук со временем тоже изменил свое мнение. Когда картина „Острие бритвы“ была снята, он написал мне записку, в которой говорил, что был неправ и что я превосходно справился с работой. Он предложил мне и в дальнейшем делать костюмы для экранных героинь Джин и обещал задействовать меня и в других проектах.

Так что через год после демобилизации у меня начался самый успешный в профессиональном плане голливудский период. Я работал не только на студии Twentieth Century-Fox, у меня было еще два проекта.

Я начал сотрудничать с Полом Портанова. (Его бывшей женой была девушка из известной техасской семьи Каллен, а его сын, барон Рики де Портанова, сейчас является одним из богатейших людей в мире.) Пол был настоящим пройдохой, предпринимателем, торговавшим в своем шоу-руме на бульваре Ла Синега всякой всячиной — зонтиками, мебелью, садовым оборудованием. Теперь он хотел заняться одеждой, продавать дорогие женские костюмы из габардина, которые были в то время очень популярны в Калифорнии. Мне эта идея пришлась по душе; особенно мне нравилось название нашей совместной компании — „Казанова“, образованное из наших фамилий: КАСсини и ПортаНОВА. Я всегда был большим поклонником этого исторического персонажа, значимой фигуры в литературе восемнадцатого века, вдобавок к более известным его талантам. Казанова был прекрасным писателем, и его мемуары, которые я часто перечитывал, всегда поднимали мне настроение.

Главной проблемой „Казановы“ была нехватка материалов в послевоенное время. Тканей выпускалась мало, а габардин, особенно качественный, вообще было днем с огнем не сыскать. Все понимали, как делались деньги в мире моды в те годы: если у тебя была ткань, считай, у тебя была золотая жила. А зачем производителям тканей продавать свою драгоценную продукцию двум неизвестным предпринимателям с западного побережья, когда у них были свои постоянные заказчики?

А затем, что у нас было секретное оружие — Джин. Она была рада нам помочь и отправилась в Нью-Йорк на фирму Форстмана, выпускавшую лучший габардин в мире, чтобы очаровать всех тамошних боссов. Судя по результату, ее визит привел их в восторг. Джин в сильном возбуждении позвонила из Нью-Йорка и сказала: „Я получила для вас квоту!“ Квоты на габардин не хватало на то, чтобы мы разбогатели, но зарабатывать на сшитых костюмах нам удавалось.

Третье мое место работы было очень забавным. Я руководил костюмерным цехом на студии Eagle Lion, которая принадлежала британцам и хорошо финансировалась. Ее возглавлял один из самых колоритных голливудских персонажей — Брайан Фой. Раньше он выступал в составе известного мюзик-холльного ансамбля „Семь маленьких Фоев“ и считал себя королем фильмов категории „Б“. Фой много лет проработал на студии Warner Bros., а потом нашел источник финансирования и создал собственную студию, которая располагалась на Мелроуз-авеню. Во главу угла там ставилось количество съемочных дней и бюджет, ничто другое не имело значения — ни сценарий, ни актеры, ни, конечно же, их костюмы. Творцом фильма считался продюсер, а не режиссер, продюсирование на этой студии возводилось в ранг искусства. Как-то я присутствовал на совещании, где продюсер сообщил, что не успевает закончить картину в срок. Фой взял сценарий, выдрал из его середины страниц двадцать и сказал: „Теперь все получится“. Другой продюсер пожаловался на проблемы с капризным актером. „Пусть его убьют в первые пятнадцать минут фильма, а дальше что-нибудь придумаете“, — посоветовал ему Фой.

Мне он тоже дал короткий и емкий совет: „Не надо ни о чем волноваться, просто получай удовольствие. У нас тут классные девчонки, хочешь парочку? Мы подпишем с ними контракт, и они станут твоими рабынями“.

Девчонки были неплохими, чего нельзя сказать о фильмах студии. Я не помню ни одного названия, видимо, подсознательно стремился их забыть, но от работы с Фоем я и вправду получал удовольствие. Я знал его давно, еще со времен, когда мы общались в одной компании (в ней было много выходцев из Европы: писатель Барни Глезер, режиссер Жан Негулеско, актер Петер Лорре). И Фой очень хорошо мне платил. Всего на трех моих работах мне удавалось получать хорошие деньги — 2000 долларов в неделю.

А Джин тем временем зарабатывала очень хорошие деньги — 5000 долларов в неделю. Она достигла вершины своей карьеры и хотела жить соответствующим образом. Джин решила, что настала пора спуститься с нашего холма и окончательно влиться в голливудское общество. К моему сожалению, она продала наш дом на Малхолланд драйв и приобрела типичную виллу кинозвезды в Бель-Эр, где было все, что положено по статусу — безупречно подстриженные газоны, цветники и бассейн.

Если раньше нас мало кто принимал, то теперь все широко распахнули свои объятия. Нас постоянно приглашали в гости Джек Уорнер и Дэвид Селзник, мы считались своими среди лошадников Занука и в компании англичан — Дэвида Нивена, Рекса Харрисона (с которым Джин снималась в картине „Призрак и миссис Мьюр“), Альфреда Хичкока, Чарльза Лоутона, Дугласа Фэрбенкса-младшего и Элси де Вульф, в замужестве леди Мендл.

^{Джин Тирни с Кларком Гейблом в фильме „Никогда не отпускай меня“}