Предложения Тихомирова заключались в следующем: в течение двух-трех дней ввести 248-ю СД в боевые порядки севернее Яшкуля. Тылы в Хулхуте, Сянцике и Утте должны были охранять 52-я и 159-я ОСБР. Авиацию следовало перебросить из Астрахани на обустроенный немцами и отбитый у них полевой аэродром в Утте. 34-я ГВСД должна была штурмом овладеть Олингом, а 248-я СД - зимовьями и курганами севернее и северо-восточнее Яшкуля. Южнее Астраханской дороги 152-й ОСБР следовало занять развалины хурула и помочь 899-му СП овладеть Ацха-Хартолга, а затем атаковать Яшкуль с востока. После этого 248-я СД и 152-я ОСБР совместными усилиями должны были взять Яшкуль, а 34-я ГВСД - пройти от Олинга на дорогу Яшкуль-Элиста79.
Эпизод у Сянцика
В 13.10 12 декабря 902-й СП, расположившийся у Сянцика, обнаружил у себя над головой FW-189. «Рама» сделала круг и ушла на запад. Офицеры не обратили на нее особого внимания. Полк вышел из Хулхуты. Там его сменила 159-я ОСБР Цыганкова. На ночь полк остановился у колодца Сянцик, в совершенно незащищенной плоской местности западнее Хулхуты. Учебный батальон расположился севернее дороги, а 1-й, 2-й и 3-й батальоны южнее дороги, с запада на восток. Как отметил спустя несколько дней в своем приказе В.Герасименко, «902-й СП не организовал круговой обороны, построив ее исключительно фронтом на запад, стыки между батальонами не были обеспечены пулеметами и артогнем. Противотанковая оборона также была организована только в одном направлении с учетом появления танков с запада»80. Немцы пришли, естественно, откуда их не ждали.
Вот как описывает этот день политрук роты 902-го СП 248-й СД Петр Илюшкин:
«...А мы все идем и идем, с трудом вытягивая ноги из чавкающей осенней жижи, поливаемые нудным ледяным дождем. И вот уже кто-то упал в эту мерзкую холодную грязь, заснув на ходу. Уставшие от бесконечного ночного перехода солдаты, эти безусые мальчишки, молча подымают товарища и продолжают движение.
На этом огромном пространстве нет ни лесов, ни гор, ни каких-то других естественных укрытий. А есть лишь унылая калмыцкая степь, ровная, как стол, с небольшими песчаными бурунами да руслами полувысохших речушек.
Идем мы только ночами, с рассветом останавливаясь на дневной привал. В глухой, холодной, насквозь промокшей степи нас никто не ждет: нет здесь ни крыши над головой, ни даже пучка сухой соломы под боком.
После того, как протопаешь почти без отдыха - под дождем и пронизывающим ветром - часов пятнадцать, то в буквальном смысле валишься с ног от усталости. А тут - жесткий приказ: «Вырыть окопы полного профиля!».
И вместо вожделенного отдыха солдаты, вчерашние школьники, берут лопаты и долбят сырую промерзшую глину. Это так изнурительно, что у многих лопаты валятся из рук. Они падают в вырытую по колено яму и тут же засыпают. И никакой силой их невозможно растолкать и привести в чувство!
Вот и получилась эдакая слабинка: жалея солдата, офицеры как бы не замечали, что окопы вырыты не в рост, как положено. Залег солдат, не видно его снаружи - и хорош! Ведь это ж не постоянный огневой рубеж, как на фронте, и вечером полк двинется дальше, оставив только что вырытые траншеи. Тем более, что полк находится во втором эшелоне и двигается следом за наступающими частями - на расстоянии одного ночного перехода.
Однако именно эта жалость и обернулась для нас страшной трагедией.
В то серое холодное утро мы, как обычно, остановились на днёвку. Солдаты вырыли мелкие окопчики и попадали в них спать - до подъёма на обед.
А нас, политруков подразделений, вызвал к себе в укрытие (накрытую брезентом яму) начальник политотдела полка Шаренко.
Мы плотно набились в эту мокрую холодную яму, стараясь занять «спальные» места - поближе к задней стенке - в надежде незаметно «прикимарить» во время комиссарской агитбеседы.
Шаренко восседал перед нами на ящике из-под макарон, придвинув поближе нещадно коптящую керосиновую лампу. Осипшим, простуженным, монотонным голосом он начал свою обыденную «волынку», наводящую на всех страшную дремоту:
- Здесь, в походно-боевой обстановке, мы должны не только не снизить, но наоборот, еще более усилить политическую и пропагандистскую работу в массах. И в этом плане я решил прочитать вам ряд лекций. Сегодня я расскажу о срыве союзными державами открытия второго фронта, что не позволило нам завершить разгром врага уже в этом, сорок втором году.
С этими многообещающими словами Иван Данилович надел свои старенькие очки и раскрыл толстенную потрепанную папку с конспектами политбесед, заставив всех внутренне содрогнуться: «Ну, все, капут! Не видать нам отдыха, как своих ушей! Наши-то все спят уже...».
Нежданное спасение пришло от политрука роты противотанковых ружей Карчевского, высокого красавца, умевшего «заговаривать зубы» не только полковым красоткам, но и, ежели придется, любому начальству.
- Товарищ майор! Ваши лекции настолько важны и актуальны, что их необходимо изучать буквально построчно, очень вдумчиво и внимательно! - «запел» наш борец с танками, «пожирая» своими магнетическими глазами начальство. - Но для этого ваши тезисы надо срочно размножить на машинке и раздать в каждую роту! Мы все досконально изучим, а потом и прослушаем вашу беседу.
При этих благозвучных словах Шаренко глубокомысленно задумался, снял очки, и хрипло произнес: