Но это еще далеко не все. Пока идет артподготовка, к своим точкам высадки уже направляются все три вида десантов. Одна бригада морской пехоты (так называемая легкодесантная) вылетела из Сарабуза на десантных планерах, прицепленных к бомбардировщикам Ту-2. Их задача – захватить ключевые точки в некотором отдалении от берега и при поддержке авиации удерживать до подхода подкреплений. Эти ребята обучены поротно и повзводно действовать в условиях полной автономности, и даже утрата связи с командованием не повлияет на их боеспособность. Думаю, что в итоге у Советского Союза в этой реальности не будет отдельного воздушного и отдельного морского десантов. Будут просто универсальные десантные бригады легкого, штурмового и механизированных типов.

Другая бригада морской пехоты, погруженная на СВП в болгарском приморском местечке Царево, со скоростью в сто двадцать километров в час приближается к Босфору вдоль берега Черного моря. Вооружены эти морские пехотинцы аналогично тем, что десантируются на планерах, и их задача – захватить первичные плацдармы, на которые потом будет происходить высадка основных сил. В том числе по одному батальону этой бригады назначено на захват небольших портов, расположенных у самого входа в Босфор. Таких портов два: Румелифенери лиманы на европейском берегу и Пойразкей лиманы на азиатском. Успешный захват эти двух объектов будет означать возможность беспрепятственной высадки стрелковых дивизий второго эшелона.

Но еще до высадки стрелковых дивизий на плацдармы, захваченные батальонами бригады первого эшелона, высадится механизированная бригада морской пехоты полковника Вильшанского с танками, БМП и самоходками. Вот и еще раз пригодились наши БДК из двадцать первого века, которые, разгрузившись, под конвоем «Адмирала Ушакова» отправятся в Варну за дополнительными средствами усиления. Шесть часов туда, шесть обратно, час-два часа на разгрузку-погрузку через аппарель. Итого на круг оборот за четырнадцать часов. Конечно, СВП, доставляя подкрепления, способны обернуться часа за три, но ничего тяжелее пушки ЗИС-3 они на борт взять не смогут. Что же касается БДК, то если бы базой был Севастополь (как предполагалось первоначально), то они смогли бы вернуться к плацдарму с усилением только через тридцать шесть часов, когда Босфорская операция, по сути, была бы уже закончена. А это явно не айс. Конечно, это не сравнить с панамским десантом японцев, которые вообще отказались от идеи доставлять на плацдарм подкрепления, потому что выделенным для этого торговым судам на рейс до Японии и обратно через весь Тихий океан потребовалось бы не меньше двух месяцев. Но так то у японцев, а у нас тут совсем другие скорости и масштабы.

Из-за горизонта показался край солнечного диска. Линкор и крейсера еще ведут огонь по целям на плацдарме своим главным калибром, а с палубы «Адмирала Кузнецова» в воздух плотно, тройками, с ревом поднимаются «Дикие коты» первой волны, нацелившиеся на штурмовку Стамбульского аэродрома, куда турки передислоцировали остатки своей авиации на европейском ТВД. В основном там произведенные еще до войны устаревшие французские и британские самолеты, которые уже не могут на равных драться с более-менее современной авиацией. День назад, когда немного улучшилась погода, их неплохо потрепали летчики 8-й воздушной армии, показав, где тут играют, а где просто заворачивают рыбу; а сегодня ими займутся наши «Дикие коты». Пришел час и для наших палубных летчиков опробовать свои зубы не на полигоне, а на настоящем, пусть и не самом сильном враге. Не последняя, поди, такая десантная операция. Нам, глядишь, помимо прочего, еще Британию с бою брать придется, освобождать бедных англичан от профашистского режима короля Эдуарда Восьмого и его премьера Освальда Мосли. По своей сути, что бы ни говорили сухопутные товарищи, палубная авиация – это, можно сказать, ОСНАЗ в ОСНАЗе, как и морская пехота, которой в случае чего с плацдарма и отступать-то некуда и девиз которой: «победа или смерть!». Ага, линкор и крейсера перенесли огонь куда-то вглубь вражеского берега, стреляя почти на пределе дальности, а это значит, что СВП с авангардом десанта вот-вот выйдут на берег…

* * *

[Там же, около полудня.

Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов.

Кажется, мы слегка перестарались и врезали из двенадцатидюймовой пушки по воробьям. Хорошо хоть не холостым зарядом. Береговые укрепления в районе Босфора занимали ополченцы, призванные из запаса самых последних очередей. При этом среди рядового и унтер-офицерского состава не редкостью были «бойцы» шестидесятилетнего возраста, а среди офицеров встречались седобородые аксакалы, которым перевалило за шестьдесят пять. Молодыми возрастами были укомплектованы части первой очереди, сгоревшие в приграничном сражении, а укрепления на Босфоре защищали, так сказать, по остаточному принципу. Ну и много эта публика навоюет? Хотя при отсутствии береговых батарей и долговременных укреплений, которые Турция не имеет права строить, никакие части в полевой обороне не способны противостоять серьёзной десантной операции, поддержанной огнем корабельной крупнокалиберной артиллерии и массированным применением авиации. Не исключаю, что главное испытание ждет нас не здесь, на берегах Босфора, а в самом Стамбуле-Константинополе, где нашим штурмовым бригадам придется резаться с местными башибузуками из городского ополчения за каждую улицу, дом, мечеть или дворец. Зато будет работа «ахвицерам» Антона Ивановича, чтобы они могли вдосталь оторваться и за ту – позорную и никому не нужную, и за эту – победоносную – войну.

С остатками турецкой авиации на стамбульском аэродроме нам тоже, можно сказать, повезло. Взлетевшие с «Адмирала Кузнецова» «Дикие коты» подошли к их аэродрому со стороны азиатского берега пролива на высоте бреющего полета как раз в тот момент, когда суета по подготовке к боевому вылету была в самом разгаре. Вот тут-то и пригодились напалмовые бомбы и по шесть крупнокалиберных пулеметов на истребитель. Первым погорело дежурное прикрытие из четырех устаревших французских истребителей «Моран-406», после чего наши парни здорово повеселились над стамбульским аэродромом. Судя по отчетам участвовавших в налете комэсков и снимкам самолетов-разведчиков, показывающих сплошное море огня, там не осталось ничего, способного подняться в воздух, или даже просто ремонтопригодного. А даже если какие-то самолеты еще можно отремонтировать, то ничего страшного – через несколько часов на этом аэродроме уже будут передовые части товарища Буденного, которые и проведут окончательную инвентаризацию.

Единственный потенциально опасный момент для десанта возник тогда, когда флагман османского флота линейный крейсер «Султан Явуз Селим» (в германском девичестве «Гебен») снялся с якоря и направился по Босфору в направлении Черного моря. И хоть опасность для десанта была вполне реальной, турецкому командованию, отдавшему такой приказ, не стоило бы забывать о том, что дальнобойность 180-мм орудий советских крейсеров составляет двести кабельтовых, 305-мм орудий «Севастополя» – сто шестьдесят кабельтовых, а дальнобойность изношенных орудий «Явуз Селима» даже после всех модернизаций не превышает 117 кабельтовых. При этом на больших дистанциях, когда снаряды втыкаются в палубу под очень тупым углом, для линейного крейсера, построенного перед первой мировой войной, опасными становятся даже относительно легкие 180-мм снаряды. Что может сделать двадцати пяти миллиметровая броня из вязкой, но мягкой никелевой стали (скромная даже для легкого танка), когда в нее под углом шестьдесят градусов на скорости в два Маха врезается полубронебойный снаряд весом девяносто семь килограмм. А уж если в эту палубу угодит снаряд главного калибра «Севастополя», весящий почти полтонны, то итог для германо-турецкого недолинкора будет весьма печальным. Конечно, на больших дистанциях стрельбы существует еще такое явление как рассеивание снарядов, но его можно успешно компенсировать количеством стволов, стреляющих по цели, узостью пролива, в котором не поманеврируешь, и корректировкой с воздуха, позволяющей комендорам при изменении обстановки мгновенно вносить изменения в установки стрельбы.

Так оно и получилось. Едва «Явуз Селим» снялся с якоря, как это обнаружил самолет-разведчик, который тут же передал информацию на «Севастополь». Впрочем, очень сложно было не заметить как примерно в течении полутора часов на турецком линейном крейсере растапливали угольные топки, для того, чтобы поднять пары. Густые клубы черного дыма, поднимающиеся из его труб, заметил бы, наверное, даже слепец. Естественно, что эта подготовка к походу заранее привлекла внимание самолета-разведчика и ему оставалось только определить – в какую сторону «Явуз Селим» двинется снявшись с якоря – на выход из Босфора к Мраморному морю, Дарданеллам и спасению, или наоборот – навстречу своей гибели.

Поэтому, едва только стало понятно, что турецкий недолинкор идет к нам, сначала крейсера, а потом и «Севастополь» открыли по нему огонь на поражение, и вода в Босфоре закипела от падающих снарядов как в кастрюле, забытой на плите нерадивой хозяйкой. Бедолага «Явуз Селим», скорость которого в узком, мелководном проливе едва превышала четырнадцать узлов, даже не сумел подойти на дистанцию эффективного огня из своей единственной носовой башни. Только два его орудия главного калибра могли стрелять прямо вперед, и это снижало его боевую ценность на встречных курсах почти до нуля. Впрочем, даже пожелай его командир ретироваться, ничего бы у него не вышло, ибо радиус циркуляции линейного крейсера значительно превышал ширину пролива, и развернуться иначе, чем с помощью буксиров, не представлялось возможным.

Сначала «Явуз Селим» словил несколько попаданий главным калибром советских крейсеров, которые не лишили его боеспособности, но нанесли ощутимые повреждения, а потом под барбет носовой башни прилетел гостинец от «Севастополя»… Полусекундная пауза – и в сокрушительном грохоте башня взлетает вверх, будто подброшенная пинком великана. Мгновение спустя руль перекладывается резко влево (возможно, просто от того, что рулевой толчком сбит с ног) и «Явуз Селим», надломившись по месту подрыва, начинает быстро погружаться в воду. И тут гремит еще один взрыв, причиной которому, скорее всего, была ледяная январская вода, прорвавшаяся к раскаленным топкам. Какая часть турецкой команды спаслась, а какая погибла, мы пока не знаем. Останки «Явуз Селима» лежат в районе бухты Бебек, выставив наружу часть сильно накренившиеся палубы и настройки. Так проходит слава мира… В прошлую войну с немецкой командой этот корабль был пугалом для всего черноморского флота, но теперь он не больше чем большой кусок металлолома, который требуется разделать и отправить в мартены.

После отражения угрозы со стороны турецкого недолинкора операция протекала рутинно. Десанты не только захватили те два маленьких порта, которые необходимы нам для выгрузки подкреплений, но и оттеснили турок на несколько километров от берега. Это делалось для того, что без особых препятствий со стороны турецкой военщины соединить между собой специально подготовленные в Севастополе и прибуксированные сюда баржи, из которых особый понтонный батальон соберет наплавной мост, соединяющий европейский и азиатский берега пролива Босфор. Пока морская пехота, авиация и артиллерия кораблей держат турок на приличном расстоянии, это скорее инженерная, а не боевая задача. Но, кровь из носу, к восемнадцати часам вечера (то есть к подходу передовых частей армии Буденного) мост должен быть полностью готов.

* * *

8 января 1943 года. Вечер. Стамбул-Константинополь, площадь перед Святой Софией.

Бывший штабс-капитан ВСЮР, а ныне капитан РККА Петр Петрович Одинцов.

Разве мог я когда-нибудь мечтать о том, что вместе с сыном буду сидеть на ступенях Святой Софии и, сняв бронежилет и расстегнув бушлат, жадно смолить папиросу; а вокруг будет расстилаться дымящийся поверженный Стамбул, которому теперь снова суждено стать древним Константинополем? И привел нас сюда не последний государь-император, на что мы рассчитывали в шестнадцатом году, а большевистский вождь Сталин, всего за несколько дней войны сделавший из Турции говяжью отбивную. Правда, эта отбивная еще мычит и пытается брыкаться, но при таком соотношении сил это у нее ненадолго. Мы побеждаем – и враг бежит, бежит, бежит… Хотя особо бежать ему было некуда; позади города был пролив Босфор, а за ним – конные головорезы товарища Буденного, невесть как очутившиеся на азиатском берегу с танками и артиллерией. А от этого не побегаешь, мигом догонит и порубает шашками в капусту.

Мы взяли этот город с бою, полностью уничтожив его защитников, и теперь он, пропахший мерзкой вонью сгоревшего напалма и тротила, заваленный смердящими трупами, покрытый развалинами и разбитыми баррикадами, лежит перед нами, покорный своим новым хозяевам. Почти двое суток – два дня и две ночи – шло ожесточенное сражение; и вот все закончилось, враг уничтожен, а мы победили! Но мы тут не захватчики, а освободители. Пятьсот лет эта цитадель православия стонала под пятой турецких султанов, и теперь над Святой Софией снова можно будет поднять православный крест. Особая символичность, мне кажется, в том, что в тот же день, когда мы подходили к станам этого города, в Москве на Архиерейском Соборе избрали нового патриарха московского Алексия Первого. С течением времени Совдепия все больше обретает черты нормальной, с моей точки зрения, Российской Империи. Есть, конечно, определенный большевистский антураж, которого уже не переменить, но это, как говорил Александр Васильевич Тамбовцев (царство ему небесное), сменился цвет времени. Теперь оно у нас красное, как кумач большевистских знамен, и в нем нам теперь жить.

Вот и у вашего покорного слуги рядом с крестами за ту войну – большевистские награды: орден Боевого Красного Знамени и орден Красной Звезды. И оба за дело. Красную Звезду я получил из рук генерала Ватутина за бои под городом Нишем, а Боевое Знамя мне дали за штурм Белграда. Вот где было по-настоящему тяжело – еще и потому, что мы пришли в Югославию спасать и помогать, а не карать и уничтожать. Братушки – они, конечно, те еще предатели и нахлебники, но все же свои: славяне и православные, а потому бились мы за них как за родных, а если в бою попадались некомбатанты (женщины и дети), то их требовалось в первую очередь вывести из-под огня, не считаясь ни с какими потерями. Когда-то не очень давно, сразу после поражения Белого Движения, именно Югославия дала приют изгнанникам, проигравшим свою гражданскую войну и теперь лишенным родины. Тогда югославы еще помнили, что в четырнадцатом году только Россия вступилась за маленькую Сербию, когда на нее напала огромная Австро-Венгрия.