В воздухе господствовали советские истребители: юркие и маневренные Як-3, с легкостью заходившие в хвост «мессерам», и тяжелые, хорошо вооруженные и имеющие мощный мотор Ла-5ФН. Отдельной изюминкой были появившиеся в воздухе на второй день битвы ленд-лизовские «Бостоны», за счет своего бомбардировочного происхождения имевшие вчетверо больший боекомплект на одну пушку ВЯ-23, чем штурмовики Ил-2. Конечно, «Бостоны», в свою очередь, требовалось прикрывать от «мессершмиттов», «хейнкелей^[31]» и «фокке-вульфов». Атакуя с выгодных ракурсов, когда самолеты противника створятся между собой, компактные группы «Бостонов» открывали пушечный огонь с дистанции более километра, и, не входя в сферу огня бортовых стрелков, плотными потоками пушечных трасс буквально распиливали девятки «юнкерсов» и «хейнкелей».

Но с небес падали не только немецкие самолеты, и поэтому воду под местом схватки резали десятки советских торпедных катеров и СВП, занимающиеся сбором «одуванчиков». Впрочем, из воды они подбирали всех, независимо он национальной и государственной принадлежности. Только судьба у советских и немецких пилотов была разная: одни после обследования в медсанбате должны были вернуться в родной полк, а другие – до конца войны отправиться в лагерь военнопленных. Торпедные катера и суда на воздушной подушке подобрали почти сотню советских и пять сотен немецких летчиков, в основном членов экипажей сбитых бомбардировщиков. Значительную долю среди них занимали пилоты-инструкторы учебных бомбардировочных групп, которых сдуру послали в этот безнадежный налет, лишая бомбардировочные эскадры люфтваффе даже намека на будущее.

Впрочем, подобрали из воды далеко не всех. Кто-то ушел на дно вместе с самолетом, потому что был убит или ранен, кто-то по той же причине утонул, даже сумев выброситься с парашютом, а кого-то ветром отнесло на близкий берег, где его опять же ждало спасение или плен. К вечеру третьего дня ожесточение сражения стало ослабевать, потому что у сторон (в первую очередь, у немцев) стали банально заканчиваться самолеты, которые можно еще было бросить против наглых большевиков.

А в ночь с третьего на четвертый день, предварительно закончив свои дела, советский десант оставил Пенемюнде, в полном составе эвакуировавшись на остров Борнхольм, после чего геббельсовская пропаганда взвыла победными реляциями. Но это уже никого не интересовало; советская морская пехота оставила свои позиции на острове Узедом по приказу, после того как выполнила и перевыполнила первоначальные планы по срокам удержания сверхсекретного германского объекта. Кроме того, при попытках выбить с Пенемюнде советский десант полегло немало немецких солдат и офицеров, в основном из состава переформировывающихся после разгрома и учебных частей.

Выслушав рассказ, генерал-лейтенант Василевский кивнул и сказал, что если бы этого Пенемюнде не было, то его стоило бы выдумать. Дело в том, что операция «Юпитер» не только дала в руки Советскому Союзу секретную документацию и ключевых специалистов по германскому ракетостроению и нанесла тяжелое поражение люфтваффе, но и заразила немецкое командование десантобоязнью. Это значит, что теперь вдоль всего балтийского побережья немцы будут вынуждены держать в береговой обороне почти такую же плотность войск, как и на линии фронта. Этот фактор еще сыграет свою роль в ходе предстоящей зимней кампании по разгрому групп армий «Центр» и «Север», когда у немцев хронически будет не хватать резервов, и эти резервы можно будет брать только с балтийского побережья. Корпус Чуйкова все это время будет отдыхать и пополняться после потерь, восстанавливая боевую мощь и ожидая подходящего момента, чтобы снова во весь голос заявить о себе. Этот момент наступит тогда, когда немецкое командование, штопая дыры в других местах, в достаточной степени ослабит береговую оборону. И снова советская морская пехота будет неудержима и победоносна.

Выслушав начальника Генерального штаба, Сталин одобрительно хмыкнул.

– Товарищ Василевский прав, – сказал он, – есть мнение, что в первой половине декабря силами двух вновь сформированных мехкорпусов ОСНАЗ под командованием генералов Лизюкова и Ротмистрова необходимо нанести удары на Могилев-Оршу из района Гомеля, и на Витебск-Даугавпилс из района Острова, и тем самым срезать Смоленский выступ вместе с остатками пяти немецких армий. В котел в районе Смоленска попадут основные силы 2-й, 3-й и 4-й танковых, а также 9-й и 4-й полевых армий. Генерал Хайнрици так просто не дастся, и завяжутся тяжелые бои за прорыв кольца окружения, которые прикуют к себе все немецкие резервы. И вот тогда вновь сформированные мехкорпуса Рыбалко из района Риги и Лелюшенко из района Даугавпилса начнут наступление первый в сторону Каунаса, а второй в сторону Вильнюса, в тоже время как мехкорпуса товарища Бережного из района Равы-Русской и товарища Катукова из района Владимир-Волынского ударят на Люблин-Брест-Белосток-Гродно… Ведь таков был ваш план, не так ли, товарищ Василевский?

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил начальник Генерального штаба, – план зимней кампании, разработанный нами, действительно был таким, и мы от этого не отказываемся.

– Есть мнение, – сказал Верховный, – что по политическим соображениям в ваш план необходимо внести изменения. Во второй фазе операции не должно быть никаких наступлений в направлении Варшавы и Кракова. После выхода в район Брест-Гродно мехкорпуса Бережного и Катукова должны передать внешний фронт окружения стрелковым соединениям, а сами развивать наступление на Барановичи-Минск. То же самое должно произойти и в Прибалтике. Передовые части Прибалтийского фронта остановятся и перейдут к обороне на рубеже реки Неман, а ударные группировки развернутся на юг и юго-восток и нанесут удары во фланг и тыл окруженной группы армий «Центр»…

Сделав паузу, Сталин обвел присутствующих внимательным взглядом своих желтых глаз.

– Имейте в виду, – продолжил он после непродолжительной паузы, – что главной задачей зимней кампании тысяча девятьсот сорок второго – сорок третьего годов является скорейшее и полное освобождение всей территории СССР от немецко-фашистских захватчиков, а не продвижение вглубь Европы. Время спускаться с горы еще не пришло. Тем более что полтора года назад в Белоруссии немцы так стремительно наступали, что мы просто не успели произвести положенную в случае войны всеобщую мобилизацию. Конечно, часть будущих призывников угнали в Германию, часть пошла на службу к врагу и теперь поедет в места не столь отдаленные, часть будущих призывников сами призвали себя в партизанские отряды и теперь воюют с гитлеровцами. В любом случае, сосредоточив усилия на освобождении территории Белоруссии от вражеской оккупации, СССР окажется в большом плюсе, а враг, соответственно, в большом минусе.

– Товарищ Сталин, – сказал Бережной, – у меня есть одно замечание, точнее, дополнение. Вы правильно заметили, что на территории Белоруссии действует большое количество партизанских отрядов. Это и окруженцы сорок первого года, которые не сдались в плен, и в тоже время не сумели вырваться к своим, за линию фронта, это и местные жители, не пожелавшие жить под вражеской оккупацией и решившие сопротивляться врагу вместо того, чтобы изъявлять ему покорность. Было бы неплохо сделать так, чтобы при призыве в ряды РККА бойцов партизанских отрядов время, проведенное в таком отряде, засчитывалось в общий срок службы. Если человек все это время воевал с врагом, а не отсиживался под бабьей юбкой, то и отношение к нему должно быть соответствующим. И наоборот – к тем, кто вместо сопротивления врагу пошел в примаки, отношение должно быть самым суровым: в штрафные части их, в самое пламя сражений.

Задумавшись, Сталин взял с стола трубку и принялся вертеть ее в пальцах. Наконец он чубуком, как указкой, ткнул в сторону Бережного и произнес:

– Вот, товарищ Бережной поднял очень важный вопрос – быть может, даже важнейший вопрос в наших условиях. Вопрос справедливого отношения к людям. А они у нас все разные. Есть герои, есть трусы и предатели; есть и те, кто ни то и не другое. Пока что мы караем только прямых пособников врага и дезертиров, а следовало бы и тех, кто, попав в окружение, опустил руки, бросил оружие и решил, что за печкой у чужой бабы ему будет уютнее, чем в чистом поле на коне или в окопе с винтовкой. Все правильно, товарищ Бережной – каков подвиг, такова и награда. Поэтому всех участников операции «Юпитер» – от рядовых морских пехотинцев и матросов до генералов и адмиралов – необходимо наградить в соответствии с их заслугами. Вам все понятно, товарищ Василевский? Наградить нужно непременно. Уж очень большое дело сделали эти товарищи, лишив врага серьезного оружия и добавив Советскому Союзу новые возможности. Впрочем, товарищи Бережной и Хмелев знают, о чем я говорю… На этом все, спасибо и до свиданья. А вот товарища Бережного я попрошу задержаться. К нему есть несколько вопросов.