– Брат, это ошибка.
Снова удар. С другой руки. Этот переносится легче.
– Меня зовут…
Удар в солнечное сплетение. Не удержавшись, всё же сгибается пополам – и тут же железная рука подхватывает её за волосы и заставляет посмотреть вверх.
– Тебя зовут – подзаборная подстилка, – Рэна впервые слышит голос ведьмака. Он кажется знакомым… Но нет, такого она раньше не встречала. Голос этого человека – будто скрежет стекла о металл. – И брат твой – прибордельный пёс.
Ведьмак хочет её разозлить. Но она не может злиться. Если будет злиться – пропустит момент и не сможет вырваться.
– Скажи, что тебе нужно.
Плевок в лицо – из темноты. Противно. Она больше не хочет говорить. Да у неё и нет такой возможности: огромные руки кидают её на колени – Рэна проскальзывает по каменным плитам, разрывая одежду, и, не удержавшись, больно тормозит ладонями. Ведьмак не ждёт, пока она придёт в себя – просто вновь вздёргивает за волосы, заставляя сесть прямо. Белоснежный плащ карателя расходится в стороны, следом – полы дорогого камзола.}
* * *
Атэ резко сел на постели. «Где?» – было первой мыслью. Тьма по-прежнему наступала со всех сторон. Но, к счастью, она была другой. Не давящей и сырой, а прозрачной, невесомой. Далеко за окном в призрачной синеве неба сверкали редкие звёзды. Ветер шуршал листвой. Атэ обхватил плечи руками, освобождаясь от реальности кошмара. Ему снились разные вещи. Но это было что-то новенькое. Несмотря на то, что он отчетливо осознавал: всё увиденное было лишь сном, воображением, взбудораженным событиями последних дней и непроходящим чувством вины, темнота и тишина были невыносимы. Он на удивление ясно осознал, что на много миль вокруг нет никого. Никого, кроме…
Атэ вскочил и, не одеваясь, выбежал в коридор. Миновал поворот и, беззвучно распахнув дверь в родительскую спальню, замер на пороге.
Рэна наверняка спала. Разбудив её среди ночи, Атэ мог лишь сделать из себя идиота – будто между ними и так было мало проблем. Секунду он постоял неподвижно, не в силах решиться ни на что, и уже развернулся, чтобы уйти, когда расслышал глухой стон, раздавшийся из-под балдахина. Атэ задержал дыхание, прислушиваясь, не обманулся ли он.
– Нет… – глухо раздалось в тишине, – никогда… Меня зовут…
Атэ одним броском преодолел пространство, отделявшее его от постели, и замер, глядя, как дрожит в лунном свете худое плечо. Чародейка спала на боку, свернувшись калачиком. Она отбросила одеяло в сторону и охваченными магическими браслетами руками крепко сжимала обнаженные бока. Луна делала её и без того почти прозрачное тело совсем эфемерным. Нереальным. Притягательно волшебным. Мягкие даже на вид волосы разметались по подушке, спутались на лице. Узкие беззащитные ступни, тонкие щиколотки… Атэ вздохнул, опуская ладонь на дрожащее плечо, и оно тут же замерло. Атэ слышал, как гулко стучит сердце в груди магессы, видел, как её впалый живот то и дело сводит судорогой.
– Ты уже не спишь, Рэна, – сказал Атэ, – не притворяйся. Он видел, как метнулся из приоткрытого рта язык магессы, легко пробегаясь по пересохшим губам. Атэ прилег рядом и потянул чародейку к себе, заставляя прижаться обнажённой спиной к своему торсу. Близость горячего тела опять сыграла с ведьмаком злую шутку – он почувствовал, как шевельнулась его плоть. Чародейку вновь затрясло.
– Почему, – прошептала она, крепче сжимая в руках собственное тело, – почему вам всегда нужно это? Вам мало жён, любовниц, шлюх? Вы победили. Все женщины империи принадлежат вам.
У Атэ не было ответа.
– Я хотела тебе дать… последнее… что у меня осталось. Магесса замолчала.
– Как жалко это звучит… – закончила она.
– Я благодарен тебе за доверие, – сказал Атэ, хватаясь за соломинку, и, подумав, добавил услышанное во сне обращение, – сестра.