— Входи скорее. — Взяв за руку, я молча повел ее по дорожке. Войдя в дом, запер заднюю дверь на замок и на задвижку, навесил цепочку. Не говоря ни слова, она смотрела, как я запирал заднюю дверь и перебирал ключи до тех пор, пока не нашел нужный. Пройдя по всем комнатам, я закрыл все окна, опустил все шторы, потом вернулся в прихожую и взял газету из ее безвольно поникшей руки.

— Она здесь? Эта статья? — Я положил газету на кухонный стол и начал ее листать. — Там сказано, что мы живем вместе?

— Нет, — ответила она, медленно снимая платок. — Они вообще тебя не упоминали.

Найдя нужную страницу, я оперся руками на стол и принялся ее изучать. Надо мной медленно вращался электрический светильник, его тень падала на газету, словно отсвет какого-то волшебного камня. Статья была на две страницы, посредине — большая фотография Анджелины, изображенной по пояс, а по сторонам две врезки: на одной изображен Дав, на другой — панорама острова Свиней, с полицейскими палатками и катерами вокруг деревни.

Я быстро пробежал глазами текст. Это был стандартный образец журналистики типа «кто-что-когда-почему»: ужасы массового убийства, бегство Малачи Дава, смерть Лекси — все это описано в одном абзаце. Затем следовала подробная характеристика Анджелины: красавица, с признаками сильного интеллекта. Говорилось, что она инвалид от рождения и хромает — больше ничего конкретного. Затем следовало краткое описание ее жизни на острове, описывались ее впечатления от убийства членов религиозной общины, наконец, упоминалось, что в августе должна выйти книга. Обо мне ничего не говорилось.

Наклонившись, я принялся изучать ее фотографию, разглядывая отражение в ее глазах и ожидая увидеть собственное лицо, обеспокоенное и ревнивое. Но ничего подобного рассмотреть не удалось — только отражение вспышки.

— Джо, ты должен мне сказать, в чем дело. Что происходит?

Покачав головой, я уселся за стол и прижал руки к вискам. Нужно было срочно принять лекарство от головной боли. Потянув к себе газету, я мрачно уставился на нее. По словам Анджелины, члены общины ППИ хорошо с ней обращались: «Они были так милы со мной! Думаю, они знали, что со мной происходило».

— «Они были так милы»? — Я поднял на нее взгляд. — И ты действительно это сказала? «Думаю, они знали, что со мной происходило»? Насколько я помню, ты говорила совсем другое.

— Нет. — Она покраснела. — Я не хотела… — В смущении она потерла нос. — Я не хотела, чтобы это прозвучало неприятно.

— Неприятно? — Я вздохнул. — Послушай, ты считаешь, будто знаешь, что делаешь, но мы столкнулись с очень опасными вещами. Было неразумно вообще с ними разговаривать.

— Все это лишь ради самосохранения.

Я смерил ее холодным взглядом, мои слова прозвучали, словно эхо:

— Ты считаешь, что это нужно для самосохранения?

— Да, считаю.

— А знаешь, как это выглядит? Знаешь, как это выглядит с моей точки зрения?

— Как?

— Это выглядит не только так, словно ты излагаешь другую историю, отличную от той, которую рассказал я, что немного смущает, поскольку эта часть книги уже сдана в издательство…

— Пожалуйста, не ругайся.

— Послушай! — Я поднял руку. — Дай мне закончить. Это выглядит не только так — для меня это еще выглядит как попытка усилить вражду. Кажется, что ты дразнишь своего отца.