— Я хочу остаться с вами.
Малыш хватался за Аллисон, как за соломинку. Радебе передал ей Пакамиле с рук на руки; мальчик был очень испуган. Он постоянно спрашивал, где его мама. Аллисон не знала, надолго ли ее хватит.
— Пусть мальчик идет с ней, — распорядился заведующий отделом новостей.
Их было четверо, не считая Пакамиле. Главный редактор, Аллисон, финансовый директор, заведующий отделом новостей. Ни один из них прежде здесь не бывал. За дверью их встретила министр; она с жалостью смотрела на Пакамиле.
Министр лично придержала для них дверь. Аллисон и мальчик вошли первыми, за ними — мужчины. В комнате уже сидели белая женщина и чернокожий мужчина. Мужчина встал, и Аллисон увидела, что он очень маленького роста и у него горб.
Он остановился в Махалапье заправиться; потом зашел за газетой в крошечное кафе через дорогу, но в местной газетке про него ничего не было, и он поехал дальше. Асфальт плавился от жары; солнце палило безжалостно. Надо было принять больше таблеток. Рана болела, боль парализовала его. Тяжелая ли у него рана?
Хижины, маленькие фермы, дети, беззаботно носящиеся у дороги, две козы, бредущие в поисках зеленой травы, — ах, Ботсвана, почему его родина не может жить так же легко и непринужденно? Почему лица его соотечественников не такие беззаботные, почему они не так легко смеются, не такие мирные и спокойные? Из-за чего такое различие? Неужели из-за линии на карте, которая свидетельствует о том, что он уже не на родине, а в соседней стране?
Здесь, конечно, пролилось меньше крови; история Ботсваны не так нагружена событиями. Но почему?
Может быть, у них было меньше причин проливать кровь. Не такие захватывающе красивые пейзажи, не такие обширные пастбища, меньше горячих голов, меньше полезных ископаемых. Может быть, таково проклятие Южной Африки, страны, над которой задержалась рука Бога, страны, которую Всевышний в изобилии наделил всем: зелеными горами и долинами, густой сочной травой, благородными металлами, драгоценными камнями, полезными ископаемыми. А потом Всевышний посмотрел на все эти богатства и подумал: «Так и оставим; пусть здешнее изобилие будет испытанием, искушением; я поселю сюда людей, мучимых большой жаждой, я позволю им прийти сюда со всей Африки и с севера, населенного белыми, и посмотрю, что они сотворят из этого рая».
А может, Ботсване повезло потому, что пропасть между богатыми и бедными не так широка. Меньше зависти, меньше ненависти. И меньше крови.
Мысли начали путаться. В голове все время крутились слова: «пропали без вести». Слова мешались с монотонным гудением мотора, с ветром, шипящим в шлеме, с болью раны. Его прошиб пот — и оттого, что было жарко, и оттого, что поднималась температура. Самое главное — не сорваться, сохранить свежую голову. Надо отдохнуть. Попить, освежиться. Чтобы отвлечься, он начал считать, сколько проехал километров, попытался вычислить свою среднюю скорость. Сколько километров он делает в минуту? Сколько ему еще осталось часов?
Наконец он остановился в Фрэнсистауне.
Он с трудом спрыгнул на землю у автозаправки, поставил мотоцикл на подножку. Ощупал бедро. Нога была липкой — похоже, снова открылось кровотечение.
Голос заправщика донесся как будто издалека:
— Сегодня утром вас искал ваш друг.
— Друг?
— Он проезжал здесь рано утром на «гольфе».
Как будто это что-то объясняло.
— У меня нет друга на «гольфе».
— Он спросил, не видели ли мы высокого чернокожего мужчину на большом оранжевом мотоцикле БМВ.