Стены провинциального города действовали угнетающе. И если отец еще был готов, хотя и против своей воли, вписаться в существующий уклад, сыну стены родного Зальцбурга все больше казались крепостными стенами, из которых обязательно следовало вырваться.
И тут снова забрезжила возможность бегства. Курфюрст Максимилиан III отдал распоряжение создать к карнавалу 1775 г. в Мюнхене комическую оперу. В этом случае зальцбургский архиепископ, разумеется, был не вправе отказать семье Моцартов в отпуске, необходимом для создания столь сложного произведения.
Итак, 6 декабря 1774 г. отец и сын отправились в Мюнхен, где их встретили с распростертыми объятиями. Они жили в доме каноника Йохана Непомука фон Перната в доме 4 по Фрауэнплац, где сегодня располагается южное крыло женской церкви по адресу Кауфингерштрассе, 25. Тот же Пернат устраивал Моцарту в церквях Мюнхена премьеры его церковных сочинений.
Вольфганг воспользовался благоприятной музыкальной средой для создания более возвышенного трехактного творения «Мнимая садовница», чем это было принято в комической опере. Вскоре, как пишет отец, все музыканты оркестра уверяли, что «они не слышали более прекрасной музыки, в которой восхитительны все арии». Представление оперы, состоявшееся 13 января 1775 г. в старом театре «Сальватор», подтвердило это впечатление, ибо его сопровождал огромный успех, в котором принимал живое участие и двор. «После каждой арии раздавался шквал аплодисментов», – отмечали очевидцы.
Устроить премьеру Моцартам помог винный фабрикант Франц Йозеф Альберт в гостинице «У черного орла», что на Кауфингергассе, 19 (сегодня д. 23). Сейчас здесь расположен зеркальный танцзал, где часто проходят престижные концерты. Альберт считался известной личностью в Мюнхене, а для Моцарта был честным человеком и хорошим другом.
Однако горечь отрезвления, постигшего их на родине, была сильнее радости триумфа на чужбине. Вместо признания 21-летнего Моцарта ожидают в Зальцбурге уныние, полное отсутствие свободы и немилость властей. И когда отцу и сыну летом 1777 г. после долгих лет обид и унижений снова отказали в отпуске, чаша терпения Вольфганга переполняется: он подал прошение об отставке. Разгневанный архиепископ уволил его со службы, отец тоже чуть было не лишился должности. Но для Вольфганга важно было только одно: теперь он свободен, может отправиться в большой мир и исполнять милую его сердцу музыку.
На рассвете 23 сентября 1777 г. Вольфганг с матерью садятся в ожидающую их карету, которая должна доставить путешественников в Париж. Кучер взмахнул кнутом, лошади тронулись, и вскоре раздалось громыхание колес по булыжной мостовой. Для Моцарта началось очередное приключение, а его мать уже никогда не увидит Зальцбург…
Отец, который до последней минуты старался по-мужски подавить боль расставания и поэтому даже забыл дать сыну свое родительское благословение, был безутешен, он без сил упал в кресло. Наннерль не могла подавить рыданий и успокоилась лишь к вечеру, когда отец и дочь попытались отвлечься за карточной партией.
А Вольфганг этим осенним утром пребывал в счастливейшем настроении. Душа 22-летнего юноши освободилась от зальцбургского кошмара, это помогло перенести расставание с отцом и сестрой, а предостережения и напутствия отца постепенно стерлись в памяти.
Первая остановка в пути – давно знакомый Мюнхен. Мать с сыном остановились «У черного орла» на втором этаже. В театре «Сальватор» 26 сентября Моцарт смотрит пятиактовую комедийную пьесу Г. В. Гроссмана «Генриетта, или Она уже замужем».
Местная знать хоть и высоко ценила уникальное мастерство молодого музыканта, но штатной должности ему никто не предложил: курфюрст Максимилиан III ярый приверженец неаполитанской оперы, к музыке Моцарта был равнодушен. К тому же место капель– или концертмейстера не вакантно. Разговор с курфюрстом проходит в крохотной комнатушке, служащей картинной галереей.
До отъезда в начале октября Моцарт трижды играет в доме графов Салернов. Он стоял на месте дома 45 на сегодняшней Театинерштрассе, угол Перузаштрассе, 4, там, где сегодня остановка трамвая.
Дальнейший путь вел в Аугсбург, где он с матерью провел первую ночь с 11 на 12 октября в гостинице «У белого ягненка», пользовавшуюся популярностью у местных купцов. (Хайлиг-Кройц-гассе, Людвиг-штрассе, 36, разрушена в 1944 г.) Однако и здесь дела складываются не лучше – пребывание в городе, где родился его отец, приобрело для Вольфганга смысл только благодаря двухнедельному веселому времяпрепровождению с его «кузиночкой» Марией Анной Теклой. Конечно, здесь он дал несколько платных концертов, но штатную работу не предложили даже несмотря на усилия влиятельного дяди Алоиза.
И 26 октября карета вновь отправилась в путь – впереди был Мангейм, считавшийся в те времена одним из важнейших музыкальных центров немецких земель.
30 октября 1777 г. около 18 часов Моцарт с матерью прибывают в Мангейм и располагаются в гостинице «Пфельцишен хоф» напротив Парадерплац (разрушена в 1943 г.) Уже на следующий день он навещает местных музыкантов и те устраивают ему множество выступлений. Но, несмотря на все усилия, Моцарту и в Мангейме не удается занять должность капельмейстера. Но уезжать оттуда он не намерен ни в коем случае – причиной тому знакомство в январе 1778 г. с Веберами, в семье которых четыре дочери: Иозефа, Алоизия (которую все называли Луизой), Констанция и Софи: «У него [Фридолина Вебера] есть дочь, которая превосходно поет, у нее красивый и чистый голос и ей всего 15 лет…». Девушка обещает стать красавицей, у нее удивительное музыкальное дарование, и было бы странно, если бы сердце Вольфганга не дрогнуло. Для отца же эти сообщения имели угрожающий оттенок – необходимо было быстро и решительно вмешаться.
«Твое письмо от 4-го [февраля 1778 г.] я прочитал с удивлением и испугом. Сегодня, 11-го, я начну мой ответ, но поскольку не спал всю ночь, я совершенно измучен и поэтому буду медленно подбирать слова и дописывать письмо постепенно. Твое предложение (я просто не могу писать, когда думаю об этом), предложение отправиться в путешествие с господином Вебером и его двумя дочерьми, чуть было не лишило меня рассудка. Дражайший сын! Как мог ты допустить, чтобы столь ужасная, внушенная тебе мысль могла завладеть тобой даже на час! Твое письмо написано, словно роман. Уезжай в Париж и поскорее, общайся с великими мира сего – аut Cаesаr аut nihil[4]»
Попрощавшись с друзьями в Мангейме и 14 марта покинув его, сын с матерью уже 23 марта 1778 г. въехали в город на Сене и поселились в доме аугсбургского торговца герра Майера на улице Бур-Аббе около гостиницы «Серебряный лев» (сегодня это между 205, рю Сен-Мартен и бульваром Севастополь, 66, в 3 округе). Это было далековато от центра, и поездки на извозчике опустошают кошелек. К тому же в доме нет пианино, и Моцарт вынужден ходить домой к директору концертного зала Жозефу Легро. Он пытается обратиться к своим старым связям, получить заказы на сочинительство или, быть может, наконец-то получить долгожданную должность.
В это время семейство Моцарта постиг тяжелый удар. Вскоре после приезда в Париж его мать начала болеть. Еще в мае она проболела три недели и думала после выздоровления снять другую квартиру с собственной кухней. Но уже в июне она снова занемогла; пришлось сделать кровопускание, и потом она сама написала мужу, что, несмотря на боли в руке и глазах, чувствует себя здоровой. Но вскоре после этого ее состояние ухудшилось. После двух недель, которые Вольфганг провел у постели больной матери, вечером 3 июля 1778 г. она тихо скончалась у него на руках. Моцарт похоронил ее на кладбище Сент-Эсташ (квартал «лез Ай»).
После этого печального события Моцарт съехал с их квартиры и перебрался в дом Луизы д’Эпине на улицу Шоссе д’Антен (сегодня это д. 5 по той же улице).
Чтобы как-то подготовить отца к страшному известию, Моцарт написал ему о серьезной болезни матери и одновременно сообщил близкому другу теологу Й. Буллингеру всю правду и попросил того как можно деликатнее сообщить об этом отцу. Спустя несколько дней, он напишет отцу подробное письмо, стараясь его утешить и успокоить детальным описанием своего положения. По письмам видно, как трогательно Вольфганг, приводя подробные отчеты о своих делах, старается сгладить его печаль. Все небольшие размолвки остались в прошлом, и даже его почерк, за небрежность которого его корил отец, стал значительно аккуратнее.