– Десять процентов от заключенной сделки. Чем больше человек я привезу, тем больше и получу. Некоторые магазины в городе очень в нас заинтересованы. Если мне удастся выгрузить возле знакомого магазинчика целый автобус с туристами, а тем более с «челноками», навар будет очень большой, можно брать отпуск на месяц.
Раньше Хасан пытался водить экскурсии в катакомбы. Но надоело. Ему интересны живые люди, а не мертвые статуи, тем более что сегодняшние арабы не имеют к египетским древностям ни малейшего отношения. И еще он любит море – просто так постоять на берегу в шторм.
«Приморские берега составляли приятнейшие уединения и убежища отдохновению. Огромные скалы, удаленные от берега, мрачные ущелины образуют дикий вид пещер неискусственных. Они служили купальнями и защитой малых судов в бурное время. Спрашивается теперь: куда девались громады развалин Александрии? Определенно на сие ничего сказать нельзя. Но можно думать, что они глубоко вгрузились в землю…»
Пока мы разговаривали, сумки уже упрятали в огромные целлофановые мешки и потащили вниз к машине. Но на первом этаже в похожем помещении внимание девушек привлек еще какой-то товар – дешевле и к тому же не хуже того, верхнего. И пошло-поехало по новой.
А день между тем клонился к ужину. В машине девушки, щелкая своими арифмометрами, подсчитывали выгоду.
– Да вы продайте сначала! – неосторожно выступили мы.
– Что?! Да у нас в Сибири эти белые сумки с руками оторвут!
– А я хочу жениться на русской, – неожиданно заявил Хасан.
В кабине повисло молчание.
– Почему, Хасан? – попытался я нарушить неловкую паузу. – Ведь здесь так много красивых девушек!
Но Наташа, видно, окончательно разбила сердце молодого египтянина.
– Дом куплю в Москве, магазинчик открою. Сколько стоит? – продолжал Хасан.
– В долларах немного, но у нас только одна жена бывает…
– А мне только одна и нужна, – задумчиво шептал он, заглядывая в серые сибирские Наташины глаза.
…Мы мчались к отелю. Из багажника неловко, как ворованные, высовывались черные мешки с сумками. Назавтра предстояла поездка за куртками.
Утром «пежо» стоял у подъезда. Рядом скрежетал, раскачиваясь на скорости, переполненный трехвагонный, словно вынырнувший из 20-х годов, трамвай. Ветер гнал по улицам обрывки старых газет и пустые сигаретные пачки. Снова не будет ни Александра, ни наполеоновского нашествия, ни Нельсона, ни Бальмонта…
«Ты ли это, Александрия? Я нахожусь среди печальных предметов сего опустошения. Ты ли первопрестольный град мудрости, наук, торжеств, всего изящного… Ты ли это, которой имя было столь громко в концах земного творения? Нет, не узнаю тебя! Не узнаю тебя в сих остатках, подобных иссякшим костям бренного человечества, на коих покоится могучая неутомимая рука времени.
Дикое исчадие бессмертного брения, осуществованное тлетворным влиянием законов алкорановых».
Иордания