M. Bowen (1960) рассматривает симбиоз как отношения в диаде, при которых ее части не чувствуют себя отдельными, различными индивидами.

В настоящее время можно наблюдать широкое применение термина «симбиоз» в психоаналитической литературе. Так, например, он используется для описания взаимоотношений, характеризующихся чрезмерно выраженной зависимостью и часто применяется для определения взаимоотношения взрослых людей.

F. Summers и F. Walsh (1977) предприняли попытку исследовать уровень и тип симбиоза во взаимоотношениях матери и ребенка, больного шизофренией. В проведенном исследовании приняли участие 17 семей, где дети страдали шизофренией, кроме того, авторы исследовали группу клинического (семьи, где дети страдали другими психиатрическими расстройства) и нормативного контроля. Возраст детей во всех обследованных семьях составлял от 18 до 26 лет. В качестве основных характеристик симбиотических отношений, которые измерялись авторами при помощи проективных методов и специальной процедуры кодирования данных, полученных в ходе интервью, описаны следующие:

1) недифференцированность – трудности в определении различий между собственными желаниями, интересами, взглядами и желаниями другого, убежденность в идентичности (то, что верно для одного, верно и для другого), сопротивление восприятию другого как отличного;

2) зависимость – необходимость в том, чтобы другой являлся кем-то или делал что-то для индивида. Может проявляться как в прямом обращении за помощью, советом и т. д., или выражаться в едва различимых угрозах по отношению к независимости другого;

3) интервенции – действия, совершаемые для другого, который рассматривается как нуждающийся в помощи; принятие ответственности за благополучие другого, попытки решать возникающие у него проблемы;

4) неодобрение других отношений – сопротивление возникновению отношений вне симбиоза, проявляющееся в выражении дискомфорта, тревоги, депрессии или открытого вмешательства в дружеские отношения;

5) трудности в сепарации – нетерпимость к окончанию отношений или временной сепарации, проявляющихся в негативных реакциях, таких как дискомфорт, тревога, депрессия или других трудностях в функционировании без другого человека;

6) установление директив – ожидание того, что другой человек будет действовать в заданной манере, полностью соответствовать ожиданиям, выполнять пожелания. При этом выдвигаемые требования имеют ригидный характер и не корректируются в соответствии с обстоятельствами.

В ходе кодирования данных, полученных при помощи проективных методов, авторами были выделены дополнительные категории:

навязчивость/вторжение – стремление вмешиваться в чужие дела, которое может проявляться на поведенческом и эмоциональном уровне. В поведении навязчивость выражается в стремлении действовать за другого, принимая ответственность за разрешение его проблем, препятствуя любой автономной активности, вторгаясь в личную жизнь. На эмоциональном уровне данная особенность проявляется в ощущении того, что другой нуждается в помощи, беспокойстве о его способности действовать независимо. При этом тревога за другого не сопровождается какими-либо действиями, что позволяет дифференцировать уровень эмоциональных переживаний от поведенческого;

опасения по поводу трудностей сепарации. Такие опасения могут быть связаны с собственной личностью, когда человек выражает беспокойство по поводу собственного благополучия, ожидая негативной реакции в связи с разлукой с другим человеком, сомневаясь в собственной способности быть одному. Опасения также могут выражаться в форме беспокойства за другого, включая тревогу о его безопасности;

категория директив рассматривается либо в связи со стремлением к их установлению (предписания и советы, задающие курс поведения), либо в связи с исполнением директив другого.

Исследовав материнско-детские отношения по описанным выше параметрам, F. Summers и F. Walsh (1977) выявили, что матери, дети которых больны шизофренией, в значительно большей степени склонны воспринимать мать как «сплавленную» (fused) c собственным ребенком, навязчивую и вторгающуюся по отношению к нему, зависимую от него и ощущающую себя «истощенной/исчерпанной» (depleted) при сепарации с ним, по сравнению с матерями здоровых детей и детей, страдающих другими психиатрическими расстройствами. Таким образом, для матерей детей, больных шизофренией, характерно описание матери как остро нуждающейся в собственном ребенке для поддержания своей безопасности. При этом ребенок не воспринимается матерью как имеющий такой же уровень привязанности, а данные, полученные при анализе результатов исследования больных шизофренией детей, говорят о том, что их представление о матери и ребенке в большей степени соответствует нормативному. Это отражает значительно большую выраженность симбиотической привязанности у матери к ребенку, больному шизофренией, чем у больного ребенка к матери.

По мнению авторов, полученные ими данные демонстрируют разницу между гиперпротекцией и симбиотическими отношениями. Так, мать, характеризующаяся гиперпротекцией, старается подавлять независимость ребенка в связи с тревогой за его безопасность, она сомневается в его способности быть самостоятельным. В то время как мать ребенка, больного шизофренией (симбиотическая мать), беспокоится скорее не о благополучии ребенка, а о собственном ощущении безопасности, она испытывает страх в связи с возможной независимостью ребенка.

Существуют данные, подтверждающие описанную F. Summers и F. Walsh (1977) тенденцию матерей удовлетворять свою потребность в безопасности за счет ребенка (Bowen, 1960; Wolman, 1965), а также исследования, говорящие о возможной перестановке ролей в родительско-детской диаде, когда ребенок выступает в роли материнской фигуры для собственной матери, нуждающейся в симбиотических отношениях (Levy, Blatt, 1999).

Х. Кохут (2002) описывает родителей, которые, не желая «отказаться от опутывающего слияния с ребенком», хотят сохранить его как часть собственной самости из-за дефекта их личности.

Э. Фромм (2012) пишет о различных формах патологии привязанности к матери, которая при глубоком уровне выраженности может проявляться в стремлении вернуться в «ее всеприемлющее и всепоглощающее чрево», которое как бы ограждает от жизни. По мнению автора, такой тип привязанности встречается, если «матери относятся к своим детям безжалостно-поглощающе» и стремятся удержать ребенка, как правило, мужского пола, «внутри себя». Мать транслирует ребенку, что «он должен дышать только через нее, должен быть способен любить разве что на поверхностном сексуальном уровне, унижая всех других женщин; он не должен уметь быть свободным и независимым, иначе он вечный калека или преступник» (Фромм, 2012, с. 163).

Э. Фромм (2012) пишет, что в идеальном случае материнская любовь не пытается препятствовать взрослению ребенка, не культивирует его беспомощность, а природа психического здоровья состоит в том, чтобы вырасти и уйти из материнской утробы в мир. Автор подчеркивает, что большую роль в развитии способности ребенка к автономии играют как психологические особенности матери – ее любовь (базовое доверие) к жизни, которая так же заразительна, как и ее тревога, так и психологические особенности отца. В том случае, если у ребенка (мальчика) любящая, но слишком снисходительная или слишком властная мать и слабый и равнодушный отец, он может задержаться на стадии ранней младенческой привязанности и развиться в зависимого от матери человека, чувствующего себя беспомощным, характеризоваться стремлениями рецептивной личности, а именно: получать, быть под защитой, быть предметом заботы. Односторонняя концентрация привязанностей вокруг матери, по мнению Э. Фромма, может проводить к возникновению таких личностных расстройств, как истерия, алкоголизм, неспособность к самоутверждению и реальному взгляду на жизни, а также депрессии.

Интересным представляется описание симптома «альтруистической матери», дети которой находятся в постоянном напряжении, боятся неодобрения матери и тревожатся, как бы не обмануть ее ожидания. При этом на детей действует скрытая враждебность матери по отношению к жизни, скрывающаяся за фасадом альтруизма, сконцентрированность вокруг себя самой, которую дети скорее чувствуют, чем осознают. При этом любовь к ребенку может быть лишь удовлетворением нарциссизма матери, которая ощущает младенца как самое себя и неосознанно не желает, чтобы он подрастал, или же стремлением матери к власти или обладанию. В этом случае матери оказывается выгодным, чтобы ребенок оставался беспомощным и был полностью подчинен ее власти (Фромм, 2012).