– Погоди, – пытался мыслить логически Беляков, когда перед сном снова завёл с женой разговор об артисте, – выходит, и я мог бы закосить под «Писающего мальчика» или прикинуться «Болтом», а?

– А кто ж тебе мешает? – хохотнула Муся и рука её потянулась под одеялом к мужу.

– Подожди. Я не об этом.

– А я об этом.

– Отстань, нашла время, – потушил шалый блеск Мусиных глаз супруг, и, наперекор её романтическим ожиданиям, уставился в потолок. Себе он был вынужден признаться, что по трезвой ни за что бы не смог повторить художеств Маркина, что, возможно, даже и после пол-литры не рискнул.

Засыпая, следователь решил, что с утра начнёт отрабатывать версию, подсказанную неожиданным визитом обманутой гражданки Труфановой. То, что творчество Маркина подпитывалось за счет вполне конкретного причиндала, делало женский след более чем объяснимым.

«Где есть хоть один мужчина, – по старинке рассуждал Беляков, – нужно искать женщину: шерше ля фам6, где черт с копытом – там и свинья с чем-то там».7

В «Артистическом агентстве Маркина» следователя встретили вежливо и настороженно. Продюсер, как только увидел незнакомца, определил, что это именно тот человек, который просил его утром о встрече. Отношение к представителям карающих органов у Грота навсегда сложилось в период общения с капитаном милиции Петровым, усталое лицо которого нет-нет да всплывало в тревожных снах бывшего коммерсанта. Алексей первым протянул руку гостю и назвал себя.

– Вот видите, как приходится вас встречать, – чтобы придать разговору определённую тональность начал он. – Поверьте, нам всем сейчас очень и очень тяжело.

Сергей Сергеевич не почувствовал фальши в словах Грота. В агентстве всё безмолвно кричало о неожиданной и безвозвратной утрате. Вселенская тоска начиналась уже со входа, где посетителей встречал траурный портрет жизнерадостного Иосифа Маркина, и заканчивалась согбенными фигурами клерков, как тени проплывавших по офису. Рабочие столы были завалены свежими цветами; даже на полу не хватало свободного места для венков от организаций и частных лиц. Беляков лишний раз вынужден был убедиться, что имя Маркина – не пустой звук.

– Я всё понимаю, – кивнул следователь. – Мои соболезнования, как говорится, родным и близким. Вы были с Маркиным друзьями?

– Да, со школы.

– О-о! Похвально. Редко, когда школьные товарищи надолго уживаются в совместном бизнесе. Помню, у меня дело было одно. Там три институтских друга… Мы могли бы с вами где-то поговорить?

Грот повёл следователя в бывший кабинет Маркина, который по убранству больше походил на большую сувенирную, или даже антикварную, лавку с афишами и фотографиями на стенах. Пока гость с нескрываемым уважением рассматривал симпатичные безделушки, Алексей достал из шкафчика бутылку виски.

– Давайте, инспектор, для начала помянем нашего Ёсика.

– Что ж, дело святое. Только почему инспектор? Я – не из отдела кадров и не из Скотленд Ярда.

– Извините, черт дёрнул за язык. А как правильно?

– Сам пока не знаю. У нас реформа. Называйте по имени-отчеству. Так всегда надёжней.

Выпив по первой за помин души Маркина, Алексей спросил:

– Так что там с этими тремя институтскими друзьями, вы говорили?