— Здорово, боец, — я протянул буровику руку, которую тот уважительно пожал. — Где шапку посеял?

Патлатый махнул рукой.

— Кляча сожрала, — с досадой ответил он под дружный смех всего батальона. — Ну что ржете?..

— Кормить лошадь надо, — посмеиваясь, произнес стоявший рядом с буровиком молодой парень. Его я тоже с радостью вспомнил — кажется, зовут Костей, помогал Петровичу сражаться с пиндосским десантом, высадившимся в их селе.

— Ее что корми, что не корми — жрет, что не прибито… Могла бы — и что прибито, жрала. Отрывала — и жрала, — насупившись, проворчал товарищ Патлатого. — Небось, вернемся домой — а там ни травинки, ни соринки. Все проклятая кляча подъела. Жену бы мою не слопала!.. — закончил буровик под смех товарищей по оружию.

— Ладно, отставить смех, — наконец, принимая серьезный вид, скомандовал я, выходя перед строем.

Ополченцы затихли.

— Первым делом выражаю вам благодарность от своего лица и лица командования за предложение помощи, — начал я неуверенно. Но никто даже не улыбнулся. Петрович, напустив на лицо суровость, сжимал автомат, стоя рядом со мной. — Дела у нас тут серьезные. Нападение врага ожидается сегодня под вечер… Враг силен и многочислен. Пощады нам не будет. Наша задача — по возможности отбросить противника за линию леса. Держаться будем до последнего. Мы ожидаем подкрепления, но подмога прибудет не раньше ночи. Нам надо выстоять до их подхода… а потом посмотрим еще — чей калибр побольше!.. Пленных берем, бессмысленной резни не позволю. Сейчас у нас есть пара-тройка часов — отдохнуть после марша, поесть, вооружиться. Есть ли ко мне вопросы? Если нет — командиром батальона назначаю… Петровича, — усмехнулся я, поняв, что не знаю ни имени, ни отчества своего добровольного помощника. — Если все понятно, добро пожаловать в бункер, — я вытянул руку в направлении входа.

— Направо! — резко скомандовал Петрович, становясь рядом с правофланговым.

Строй слаженно и почти бесшумно повернулся к бункеру, как вдруг откуда-то с другой стороны, сверху, с неба, затянутого низкими свинцовыми облаками, послышался грохот, лязг и скрежет.

Двести человек вздернули головы и проследили взглядами за странного вида флаером, удивительно быстро снижающимся над лесом. Разглядев облупленные желтые с голубым крылья, я едва сдержался, чтобы не засмеяться в голос.

Наша взлетно-посадочная полоса после отражения пиндосского нападения походила на дорогу на Берлин году эдак в 1945. Воронка на воронке, яма на яме, кучи песка и горелой земли… И ровно по центру — флаер ВВС СШП, сбитый нашими "Корнетами" в дневном бою. Пилоты оказались молодцами, смогли посадить машину на брюхо и невредимыми присоединиться к своим войскам. Я хотел было дать Искину распоряжение убрать агрегат в ангар — может быть, удалось бы его отремонтировать и использовать в своих целях, но навалившаяся усталость не дала мне этого сделать. И вот аккурат на красавец-флаер под острым углом заходил на посадку мой старый знакомый — желто-голубой ржавый флаер со склада матобеспечения.

Петрович открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел. Подняв вокруг себя тучи пыли, огласив пространство жутким воем, рассыпая снопы искр, с неба на поверженный вражеский флаер рухнул его отечественный собрат.

— Вот это да, — стаскивая с головы грязную кепку, прошептал Патлатый. — На таран пошел…

— Герой!.. Орел!.. — выдохнул его брат-буровик, во все глаза глядя на груду дымящихся обломков.

— Мужики, это же камикадзе какой-то… — донеслось откуда-то из глубины строя.

Остальные, потрясенные мужеством неизвестного пилота, молчали.

— Давай руку, слышь? — вдруг раздалось из-под обломков. — Говорил я тебе, — почини ты уже штурвал. А ты мне что ответил?

— А что я мог тебе ответить? — воскликнул второй голос. — Правду! Зачем чинить то, на чем уже никто и никогда летать не собирался?!

— Так и скажи, что запчасти пиндосам сторговал, на водяру выменял, — продолжал первый. — Ну чо, пролюбили-таки флаер. Теперь в пехотуру отправят, ты как — готов рыть траншеи?..