Он ведь уже делал это, верно? Уже остановился неимоверным усилием, когда пил кровь Ингрэма и потерял контроль. Значит, остановится снова.
Ороро прикрыл глаза, позволяя сознанию погрузиться глубже, отдаваясь воле жившего внутри другого существа, которого он так страшился и ненавидел – Голода.
Он обернулся к врагу, выставил когтистые руки перед собой. Глубокие узоры все четче и четче выступали на черной коже его рук, ног, даже крыльев. Были видны темно-синие переплетения сосудов и жил. Рот по ощущениям деформировался и увеличивался, но клыки все еще там не помещались. Он продолжал изменяться на ходу, и враг не мог этого не заметить, но продолжал атаковать.
Боль захлестнула тело, выплеснулась наружу тысячекратно. Он напрыгнул на врага, хватаясь за него и не обращая внимания на меч, пронзивший живот насквозь. От ощущения собственной безграничной силы в горле зародился торжествующий рокот. Он, упиваясь страхом, мелькнувшим в глазах врага, впился клыками в его глотку, вцепился в него когтями на руках, ногах, разорвавших сапоги, на крыльях, окутал ими свою жертву, словно коконом, а когда, удовлетворив Голод, развернул, в стороны полетели остатки костей, потроха да рваное тряпье и лоскуты, в которые превратилась одежда.
Крылья, руки, даже волосы – все было перепачкано кровью. Кровь была всюду, и он блаженно запрокинул голову к яркому синему небу. Смертельная для любого другого существа рана от меча на животе уже затянулась, как и все другие полученные раны.
За спиной раздался шорох, звуки движения. Он медленно обернулся. Женщина помогала мужчине – Ингрэм, вспомнил он – подняться, придерживала его, чтоб не упал, и странное одинаковое выражение застыло на их лицах. Они смотрели на него, не отрывая глаз, не моргая и, кажется, едва дыша.
– Ороро? – осторожно позвал Ингрэм.
– Не подходи к нему, – зашептала женщина. – Видишь же, он не в себе.
– Нельзя его таким отпускать. Что если он еще кого-нибудь убьет?
Они говорили так тихо, будто верили, что он не услышит. Забавные.
Ингрэм медленно шагнул вперед, вскинув руки в успокаивающем жесте, словно он тут был диким безумным зверем.
– Ороро, это я.
Он внимательно посмотрел на Ингрэма. Человек был ранен, одежда его была окровавлена и кровь эта так и притягивала, но он помнил, что человек важен и его трогать нельзя – нужно защищать. Но вот эта женщина… Эта женщина хотела отобрать у него Ингрэма, вспомнил он. Околдовала его, опутала своими чарами, это из-за нее была та неприятная ссора, из-за нее Ингрэм очутился в ловушке врага и едва не погиб.
Эта женщина – враг, полный питательной магической энергии и вкусной крови.
Торжествующая улыбка – сколь легко решаются проблемы! – разрезала его рот, обнажая еще больше не помещавшиеся клыки. Он чуть пригнулся и рванул вперед, взмахнув крыльями, чтобы ускориться – ох как не терпелось скорее избавиться от нее, выпотрошить ее, съесть ее испуганные глаза, разорвать горло с судорожно бьющейся венкой. Он кристально четко видел, примерился уже, куда бить, замахнулся рукой, как некто перехватил его сзади, сбивая с ног. Они покатились по земле. Он, рыкнув, ударил нападавшего, вбил его когтями в землю, этого наглеца, дерзнувшего ударить его, посмевшего…
Он вцепился взглядом в расширенные зеленые глаза. Опомнился. Перевел взгляд вниз, на свою руку, разворотившую человеку – Ингрэму – грудь. Дернул пальцами, чувствуя комья мокрой земли. Десятикратно усилившийся запах крови заполнил голову, разум, но впервые он ощутил от этого тошноту и нарастающий ужас.
Изо рта Ингрэма хлынула кровь, он пытался что-то сказать. Дрожащие руки – одной он вцепился в его плечо, второй держал ранившую руку за предплечье – слабели. Он дернул губами в кривой ухмылке. Зеленые глаза его быстро тускнели. Потухли.
Осознание обрушилось на него тяжестью всех трех миров.
Он рассеянно убрал, выдернул с чавканьем руку. Качнулся, сел на задницу.
Рядом раздался горестный крик женщины. Она подбежала, упала рядом с ними на колени, безуспешно прикладывала светившиеся зеленой целительной магией руки к страшной ране.