— Всё равно по плану. Само собой разумеется, попытаться поймать вражеских доглядчиков. И главное старайтесь регулярно поддерживать связь со мной через вестовых.

Мы ещё где — то около часа обсуждали тактику дальнейших действий ратьеров, пока я, наконец, не услышал:

— Всё ясно, государь! Вопросов больше не имею!

Впереди пехоты, на много километров опережая авангард и по возможности рыся по флангам, барражировали сильно поредевшие конные разъезды ратьеров, нёсших дозорную службу. Также отдельные конные десятки боярской конницы действовали, на всякий пожарный, в нашем глубоком тылу, в том числе охраняя линию продовольственных поставок, ведущую от Можайских складов. Вот от этих тыловых конных отрядов вечером ко мне на Клязьму прибыли вестовые со срочными новостями.

Оказалось, что сегодня в полдень к югу от Москвы объявился крупный полуторатысячный отряд во главе с Евпатием, по прозвищу Коловрат. О таком деятеле кое — что я знал! Помнится, он развернул против монголов самую настоящую партизанскую войну, совершая неожиданные, дерзкие наскоки и устраивая засады. Некоторое время отсиживался в глухих лесных чащобах и снова принимался за дело — истребляя монголов и нанося им ощутимые потери. Евпатий Коловрат прекрасно наладил разведку, всегда знал о местоположении ордынских отрядов, с маниакальным упорством продолжая наносить удар за ударом по захватчикам. В конце концов монголы окружили Коловрата, загнав того с жалкими остатками рязанцев на болото. Там и окончательно уничтожили славный партизанский отряд, применив при этом камнеметные машины!

И что прикажите делать с этим товарищем? Не понятно! Если он человек управляемый, способный соблюдать субординацию и подчиняться — отлично, тогда его можно использовать по назначению! А если у него сорвало крышу, и он превратился в безбашенного отморозка, берсеркера, то, что тогда?

— Пригласите ко мне этого боярина — воеводу. Мы с ним должны переговорить, — после некоторых раздумий сообщил вестовому воеводы 1–го корпуса Клоча, двигающегося в арьергарде замыкающим.

— Слушаюсь! Если он откажется, как с ним и его отрядом поступить?

— Да никак! Они в любом случае сюда заявились не по нашу душу, целенаправленно вредить нам рязанцы, думаю, не будут.

На следующее утро состоялся весьма тяжёлый разговор с предводителем отряда. В лагерь он прибыл с пятью сотнями конных дружинников, хорошо вооружённых и облачённых в кованые доспехи. В лагерь их не пустили, но всех покормили. Сытно позавтракав с дороги из полевой кухни, одного Евпатия сопроводили до нашей штабной палатки, где кроме меня присутствовали два корпусных воеводы и отделение телохранителей.

— Будь здрав, княже, — слегка склонил буйну-голову Евпатий. Молодой ещё мужчина, в расцвете сил.

— И тебе здравствовать, воевода, присаживайся к нам за стол. Мои рати уже начали сниматься с лагеря, поэтому и нам надо поспешить, перейдём сразу к делу!

Дождавшись одобрительного кивка рязанского боярина, я продолжил.

— Больше тысячи пешцев в твоём отряде, я так понимаю рязанцы, а три сотни конных черниговцы? Ещё две сотни конных рязанцы?

— Тебе князь верно донесли.

Разговаривал Евпатий со мной, что называется через губу, даже не скрывая своего презрительного отношения.

— Ты как с государём говоришь, червь? — не выдержав, взвился командир 3–го корпуса Аржанин, остальные присутствующие за столом тоже испепеляли рязанца до невозможности злыми взглядами. Телохранители с давно оголённым орудием искоса поглядывали на меня, готовые в сей миг выполнить любой приказ.

— А как мне разговаривать с мунгальскими союзниками? — в ответ окрысился Евпатий, вставая со стула. — Вы мне говорите, что ваша ратная сила идёт против мунгалов, а я вам не особо верю! Откуда мне знать, что вы задумали? Может, идёте мунгалам подсоблять брать на копьё Залесские города?

— Успокойтесь оба! — я пристукнул ладонью по столу. — Сядьте за стол!

Аржанин уселся сразу, Евпатий ещё постоял несколько секунд, но переборов себя всё — таки «приземлился».